Мужчина замолчал и нахмурился, вновь погрузившись в недавние переживания. Эйдан и Корхарт тоже сидели молча, представляя себе снующие тени вокруг машины посреди стужи и темноты.
Весь остаток вечера говорили мало, то и дело прислушиваясь к набиравшему силу ветру. Ближе к полуночи, после скорых подсчетов провизии и топлива, было решено начать подготовку к эвакуации на Хара-Ой – норвежскую станцию.
Лёжа в своей постели, погребённый под тяжеленным одеялом и мрачными мыслями, Эйдан со страхом представлял себе предстоящий переход через Арктику, холодел от мыслей о том, что трём отчаявшимся людям предстоит совершить рискованный поступок от которого будет зависеть дальнейшая судьба полярников. Словно чувствуя ужас напуганного человека, вьюга как нарочно затянула протяжную заупокойную, принялась рыдать под окном, скребясь в стекло острыми когтями.
Не в силах больше выслушивать стоны ветра, Эйдан выбрался из-под одеяла и быстро оделся. В общей столовой царил полумрак, сонную палитру которого осмелился разбавить лишь лунный свет – голубоватый узкий коврик, расстеленный от окна до противоположной стены. Тихая поступь настенных часов практически утонула в паническом вое ветра за стенами комплекса. Эйдан набрал в чайник воды и направился к столу, как вдруг заметил в призрачном свете луны чей-то силуэт у стены. Подавив в себе нервозность, парень щёлкнул переключателем настенного света.
Ломак скользнул отсутствующим взглядом по «новичку» и отвернулся к окну, не проронив ни слова. Так же не проронив ни слова, Эйдан сел напротив и уставился в свои руки. Мужчины долгое время сидели молча, изредка поглядывая друг на друга. Молчали, периодически подбрасывая подбородки к потолку с тревогой вслушиваясь в свирепеющий ветер.
– Мой кузен Оливер пишет романы, – неожиданно заговорил Ломак тихо, глядя в окно. – Во всяком случае он так говорит.
Не зная, как реагировать на слова начальника и боясь, что разговор на тему несуществующего произведения вновь приведёт к повторному витку лжи, Эйдан осторожно спросил:
– В каком смысле? Ты не доверяешь его словам?
– Ему никто не доверяет, – пробасил начальник, изучая узор замёрзшего стекла. – Он говорит, что издаёт свои романы под псевдонимом, который никому не раскрывает – это даёт этому засранцу право смотреть на нас с загадочностью и превосходством, когда мы все вместе собираемся на праздниках. Повторяет, как мантру, что своим творчеством не может угодить всем, зато может не угодить некоторым идиотам… То есть он заранее записал нас в число последних, так что ли?
– В каком-то смысле он прав… – заметив сверкнувшие злобой глаза начальника, молодой человек поспешил объясниться: – Я не про его слова об идиотах! Мой отец говорил, что любая популярность держится за счёт невежества большинства – толпе дешевле и проще рассказать, что такое искусство, чем пытаться научить хоть чему-либо.
Сложив руки на могучей груди, Ломак упрямо тряхнул рыжей гривой.
– Ещё один умник, как мой скрытный «безымянный» кузен? Что он ещё говорит?
Эйдан нахмурился и, чувствуя закипающую в душе злобу к великану-начальнику, ответил:
– Он умер.
Склонив голову набок (и это было похоже, как если бы Ломак принял к сведению какую-то незначительную информацию), начальник буднично сказал:
– Ты рассказывал, я вспомнил. Извини, салага. Инфаркт?
– Рак… желудка… – выдавил из себя Эйдан, со злобой глядя в ответ и именно за это самое «принял к сведению». – В прошлом году.
