Леша Толстой, поступив в 5-й класс, автоматически оказался в группе крупных – этим определялись его связи с товарищами в первый год пребывания в Самаре.
Кроме ”калибра“ подбор приятелей определялся в первый год еще степенью материальной состоятельности ученика и отсюда степенью “светскости” его. В нашем классе и в этом отношении было большое разнообразие: были дети из самых бедных мещанских семей, дети, которые ни к себе не водили товарищей, ни сами никуда не ходили; они мало бывали в общественных местах, вроде катка, ни на каких-нибудь вечерах, в театре. Были ученики, жившие в общежитии училища.
Наконец, были дети из состоятельных семей, интеллигентных и неинтеллигентных, – их связывало общее общество; они бывали друг у друга дома, встречались на катке, в театре и т. д. <…>
Так было и с Толстым; в первый год выбор друзей определялся малосодержательными факторами: он был “большой” в классе и его друзья – также, он был из состоятельной семьи – те или другие из товарищей – также. Кроме того, связывала некоторая уже зрелость вкусов: юноша перерос классную мелкоту, с еще не изжитыми интересами и нравами младших классов, с ее не изжитыми еще драками, слезами, крикливостью и т. п. У “больших” же вместо этого появилось более сложное, менее доступное маленьким, вместо беготни по соседним улицам и дворам и примитивного спорта (игры в чушки, лапту и т. д.) – катанье на общественном катке, танцы и уже заметный интерес к зданию против реального училища, где помещалась первая женская гимназия. Итак, ближайшее товарищеское окружение А. Толстого в первый год определялось двумя обстоятельствами: “большой” и состоятельный…
Толстой 5, 6 и 7-го классов вспоминается мне как жизнерадостный, дружелюбно настроенный ко всем товарищам юноша, еще тогда проявивший ту склонность и способность к юмору, которые в развитой уже форме сказались впоследствии в его произведениях. Юношеские проявления этой юмористической жилки носили, конечно, более или менее примитивный характер: Лешка Толстой любил “отмочить” какую-нибудь шутку, огорошить кого-нибудь (включая и учителей) неожиданной выходкой».
Какие преподаватели были у Алексея в Самарском реальном училище? Е. Ю. Ган вспоминал:
«Когда я поступил в Самарское реальное училище, директором его был А. П. Херувимов, очень добрый человек, который, кажется, не столько интересовался своей чиновничьей карьерой, сколько вечерним отдыхом в коммерческом клубе за картами среди приятелей – самарских “отцов города”. В конце концов он и бросил директорство, поступив при помощи своих приятелей на спокойное место члена правления Купеческого банка. Директором сделался бывший при Херувимове инспектором М. П. Хижняков – фигура весьма старомодная: высокий, худой, с длинной узкой бородой старик. В сущности, тоже добрый человек. Хижняков проявил себя по отношению к ученикам как неумолимо строгое начальство…
Инспектором после Хижнякова стал В. Н. Волков, учитель истории и географии…<…>
Это был еще молодой и довольно франтоватый человек, всегда являвшийся в чистеньком форменном вицмундире. Он имел претензии на роль учителя, пробуждающего в молодежи высшие интересы. Он старался держаться с учениками дружеского тона, часто улыбался, но все же это носило какой-то пресный характер. Такими же пресными казались ученикам и пробуждаемые им в нас “высшие” интересы – конечно, исключительно в смысле приобщения нас к высотам поэзии и художественной прозы.
