Советский праздник: театрализация мифа - страница 7
Уже в марте 1960 года была представлена основная концепция театрализованных представлений. Приближающаяся юбилейная «эпоха истории человечества»[32], как полагали лаборанты, порождала «грандиознейшие темы»[33] и требовала соответствующего по масштабу пространства. Привычная сцена-коробка и драматические сюжеты не соответствовали запросам современности, а потому должны были уступить место театру открытых пространств. Разумеется, первый вопрос, стоящий перед театром, – где играть. Развернутая новаторская концепция была представлена чиновникам, в ведении которых находилось советское досуговое пространство. Руководители и директора парков культуры и отдыха стали первыми внешними слушателями программы Лаборатории.
Объясняя сотрудникам Минкульта задачи Лаборатории, Николай Петров сетовал на оторванность паркового пространства от современных зрелищ. Опираясь на авторитеты от Робеспьера и Роллана до Луначарского и Кирова, Петров и Глан настойчиво убеждали слушателей от горкомов культуры в необходимости отдать в распоряжение театра массовых форм парковое пространство. Следуя за тезисами Охлопкова[34], они полагали, что сцена-коробка более неспособна воплощать масштабность и исключительность советских реалий; для этого требовались не только новые пространственные возможности, но и новые подходы к конструированию зрелищной формы.
Говоря о формах массового театра, Глан выделяет праздник и зрелище, противопоставляя их друг другу[35].
Главным критерием становится степень партиципаторности мероприятия, то есть степень вовлеченности, участия зрителя. В случае праздника создаются условия активности, где каждый может действовать[36], быть непосредственным участником, тогда как форма зрелища исключает участие, заменяя его созерцанием. Предложенное, по словам режиссера, «размежевание» вовсе не свидетельствует о равнозначности этих форм. Праздник более обширен – он и интегрирует в себя зрелище, и определяет его эстетику. Глан точно улавливает, что зрелища куда больше регламентируют поведение зрителей и даже подавляют зрительскую активность[37]. Выстраивая оппозицию «праздник – представление/зрелище», Глан остается на стороне активного зрительского содействия, ведь сущностью праздника ей представляется коллективное переживание, соучастие и процесс зрительского восприятия. Отказ от включенности зрителя в пользу зрелищной упорядоченности приблизит праздничные формы к телевизионному нарративу. Выстраивая бинарную оппозицию двух форм, она сталкивает две рецептивные практики: индивидуальную – у телевизора и коллективную – в гуще праздника. Главенство индивидуально-телевизионного над публично-коллективным представляется ей ущербным и несостоятельным. Глан убеждена, что условие «на людях и вместе с людьми переживать всё»[38] и создает необходимую «атмосферу»[39]. Степень зрительского участия определяла различные формы нового советского праздника, а его содержанием была идеологическая задача – это и могло, по мнению Глан, обеспечить полноценную включенность в действие. Наследуя Аристотелю, который на основе предмета подражания разделяет драму на трагедию и комедию, Глан предлагает два жанра представлений. Изображение героического и прекрасного через демонстрацию достижений и подвигов советских людей противопоставлялось сатирическим представлениям[40], в которых порочное воплощалось в виде разнообразных «тунеядцев»