Через три года учебы подводились итоги по результатам контрольных и экзаменов. Сорок лучших студентов переводили на четвертый курс университета, где они и заканчивали обучение, проходя уже клинические дисциплины. Причем отбирались действительно лучшие, и работать с ними преподавателям было одно удовольствие. Сегодня эти ребята занимают ведущие посты в гвинейском здравоохранении. Многие работают по всему миру. Хорошие специалисты везде нужны. Но речь не об этом, а о любви.
Гвинейский республиканский госпиталь расположен в центре Конакри, в красивой пальмовой роще. Окна в палатах только с решетками. Жарко. Двери не везде. Никакого казенного постельного белья. Пищеблока нет. Вернее, он есть, но не функционирует. Приличное оборудование только в двух отделениях: хирургическом и офтальмологическом. Последним заведовал гвинейский врач, обучавшийся во Франции. Он же декан медфакультета. Психических больных содержали в подвальном помещении госпиталя. Пищу им подавали сквозь решетку. Экскременты вымывали водой из шланга. Особо буйных приковывали цепями. Гулять не выводили. И только благодаря активному вмешательству психиатра из одесского мединститута – маленькой белокурой и миловидной Лили – удалось покончить с этим средневековьем и более широко внедрить медикаменты для лечения психических заболеваний. Рядом с госпиталем находилось городское кладбище. Специально для «продукции» госпиталя.
Советские преподаватели медфакультета (ниже кандидата наук среди них не было) – народ любопытный, да и науку требовали. В госпитале, в одном из отделений, периодически бывало много умирающих от тяжелых поносов. На кроватях, где они лежали, с одного конца торчала серая голова, затем простыня, с другого конца можно было обнаружить ступни ног. У них брали кровь из вены на исследования. Писали научные статьи. В середине восьмидесятых, когда поднялась шумиха по поводу СПИДа, исследователи, проанализировав данные статей, схватились за голову. Все сходилось. В панике начали созваниваться, обмениваться информацией о наличии признаков СПИДа у себя и у других. Слава богу, все живы до сих пор. Но не в этом дело. Дело в любви.
В октябре приезд новой группы преподавателей на медфакультет отмечался сначала представлением и приветствием, а затем декан факультета сообщил о введении грандиозных программ. Программы эти представлялись из года в год. После этого новичков со всех факультетов традиционно вели в ботанический сад, заботливо созданный еще французами. В нем были собраны уникальные образцы тропической флоры и даже фауны. Но в семьдесят восьмом году слон сбежал, тигр ускользнул еще раньше. Один из ветеранов, приехавший в Гвинею во второй раз, спросил экскурсовода-гвинейца: «А где большой питон, который жил в этом вольере два года назад?» Тот грустно сглотнул слюну и развел руками: «Сбежал». По представлениям многих народов, особенно африканских, все, что ползает, летает, бегает или плавает, – съедобно.
Рентгеновский кабинет и клиническая лаборатория находились в отдельном от госпиталя помещении. Оборудование здесь, естественно, было советское, надежное. Спокойно выдерживало перепады напряжения в сети от 300 вольт до 160 за короткие промежутки времени. Как, впрочем, и наши советские холодильники. Французские холодильные установки и агрегаты прочих шведов в подобной ситуации вылетали из строя моментально.
