– Я прочла в газете, что уже должны были опубликовать! – заявила одна из девиц, услышав отказ.
– Что бы они сказали, узнав, что мы с ним знакомы? – прошептала Маргарет на ухо Элизе.
– Не смей! – твердо велела Элиза, и Маргарет закатила глаза.
Неподалеку от библиотеки подруги обнаружили лавку «Хранилище искусств» мистера Фазаны. Полки были до отказа забиты великолепными предметами. Мольберты, палитры, кисточки толщиной от иголки до ветки, акварельные краски таких оттенков, что Элиза даже не знала их названий. Приказчики проявили высокую осведомленность в своем деле. У Элизы закружилась голова от наплыва впечатлений. Ей хотелось скупить половину лавки, но, понимая, что наверняка вызовет недоумение, она ограничилась набором карандашей, коробочкой акварели и книгой «Искусство живописи». Такая же, помнится, была у ее дедушки.
– А вы… вы смешиваете и масляные краски тоже? – робко спросила она, стоя у прилавка.
Ее дедушка сам смешивал краски. Это был трудоемкий процесс, при котором требовалось толочь натуральные красители и использовать разнообразные добавки, чтобы добиться желаемой консистенции. Впрочем, масляные краски также можно было купить у лавочников.
Мистер Фазана, который специально пришел из задней комнаты, чтобы услужить высокородной покупательнице, удивился такому вопросу. Обычно дамы рисовали акварелью. Художники-любители редко прибегали к масляным краскам, поскольку работа с ними была грязной и требовала навыка.
– Разумеется, я готов это сделать, но, возможно, миледи больше пригодится вот этот набор пастели?
– Мм, да, – стушевалась Элиза под недоверчивым взглядом мистера Фазаны и из-за любопытствующих покупателей. – Да, благодарю.
Наверняка пастель тоже сгодится.
Последней они посетили модистку. Элиза и Маргарет привыкли к общению с галантерейщиками – примерка и частая смена нарядов были ключевой догмой в жизни благородных дам. Однако до сего момента содержимое их гардеробов определяли другие люди. В случае Элизы это был ее муж, предпочитавший старомодные фасоны своего поколения, а в случае Маргарет – ее мать, полагавшая, что платья детских неброских расцветок, обильно усыпанные оборками, придадут дочери облик вечной юности.
– Много лет я чувствовала себя как неповоротливый, пышный пирог, – громко заявила Маргарет, входя в мастерскую мадам Преветт.
Окинув взглядом туалеты посетительниц, хозяйка поцокала языком в знак согласия. Элиза и Маргарет не успели и глазом моргнуть, как обнаружили, что стоят в дальней комнате на площадках для примерки, модистка демонстрирует им картинки из дамских журналов, а ее помощницы снуют вокруг с рулонами шелка, крепа и бомбазина всех вообразимых цветов. Подруги словно оказались в центре модного урагана.
Они пощупали кружево, муслин, хлопок, тюль и под присмотром проницательных, похожих на бусинки глаз мадам Преветт выбрали платья на все случаи жизни. До апреля Элиза могла носить только черное, но мадам Преветт (в свое время бежавшую в Англию от Французской революции) это нисколько не останавливало. Затруднение легко обойти с помощью фасона и покроя платья, заверила она Элизу: сделать вставки из кружева, вышивки, тесьмы, чтобы добавить изюминку там, где для этого использовались цвета. Маргарет, всего лишь дальняя родственница покойного графа, давно перестала носить траур, и с нее сняли мерки для утренних платьев (голубого и зеленого), вечернего пурпурного платья, наряда для прогулок в строгом военном стиле, а также для шляп, шалей и перчаток в тон.
