И все.
А в старости пенсия, как у того же рабочего (как у нас с Ритой); собственности, приносящей доход, у них быть не могло, некоторых благодетельствовали персональной пенсией – не заоблачной, но заместителю Кузнецова по ЖРД её не дали, и пенсия у него была как у меня. Мы со своей стороны считали это абсурдом. За всем этим следили несколько членов Политбюро, которые себя считали пожизненными. Им пенсия была не нужна, а вообще все должны жить на трудовые доходы, и в среднем не выпадать за рамки «равенства» – равенства потребления – они все еще строили коммунизм. Никто из руководителей не мог стать «абрамовичем», «потаниным» или другим каким-либо «прохоровым». Никто из них не мог купить морскую яхту, или многокомнатный дом в Лондоне, или оставить в наследство детям акции «заводов, газет, пароходов».
Корыстно топили наш корабль или по глупости?
Кто как. Но дружно.
Ельцин, которого Горбачев вознес на политический Олимп, а затем сбросил, полагая, что он его зарыл в политической могиле, еще не осознал своего беспроигрышного положения. И летом 88 года на XIX партконференции, продолжая настаивать на правильности своих высказываний в 87 году, просит его реабилитировать, поскольку теперь то, что он говорил в 87 году, признается всеми.
Совершенно не понимающий того, что происходит со страной, Горбачев, вместо того чтобы погладить Ельцина по головке, прижать его к груди и задушить в своих объятиях, ответил отказом и вознес его еще выше. Ельцин, как святой, пострадавший за «правду», теперь уже парил над Олимпом.
Те, кто топил страну с корыстью, и с ножами и вилками, багровые от нетерпения, столпились над умирающей страной, надеясь отхватить заводы, пароходы, скважины и трубопроводы, и бледнолицые демократы, искренне устремившиеся к демократии и топившие страну по глупости, толкали его в спину: «Ну, давай, давай!».
Красавица телеведущая, когда Ельцин был за рубежом, на весь мир взывала: «Борис Николаевич, возвращайтесь скорее». Тем, если такие были, кто осуществлял реальные целеустремленные действия по приватизации национальных богатств, нужна была какая-то харизматическая личность. Себя, чтобы не внести в движение раскол, чтобы не передраться друг с другом, они не афишировали.
Депутаты – и те, у которых тоже чесались руки, и те, что искренне надеялись спасти страну, избрали его Председателем Верховного Совета несуществующего государства. Хасбулатов, чтобы приобрести страну, провозгласил громогласно, на всю страну следующей целью взятие Кремля.
Ельцину надо было определиться. Советчики и Антисоветчики из тех, кто понял, что это в данный момент символическая фигура, вертелись вокруг него. Два года он вертелся между ними, и на прямой вопрос во время зарубежной пресс-конференции, как он относится к коммунизму, смущенно пояснял, что это утопическая идеология, которая имеет право на существование. Я не помню дословно его полувнятного лепетания, помню только, что он был крайне смущен этим вопросом. И все же надо было определяться.
Летом 1990 года он почесал у себя в затылке, подстелил соломку и заявил, что он выходит из компартии. Но не потому, что он решил стать ее противником, нет, а только в связи с избранием его Председателем Верховного Совета РСФСР, работать которым он хочет не по указаниям руководства партии, которое не энергично в проведении реформ, а только по воле народа. Т.е. из партии он вышел как бы временно. Ведь на съезд он пришел, и во время съезда он покинул съезд только в знак несогласия с позицией съезда в отношении его предложений.
