– Похоже, у тебя в квартире побывали воры, – высказал предположение гость.
– Воры? А что им тут у меня, блин, делать? Книги вон целы, а драгоценности жены… Впрочем, надо проверить, Валерка с ума сойдёт, когда узнает о пропаже своих безделушек-погремушек.
Он твёрдой походкой пошёл в спальню, но скоро вернулся оттуда бледный, растерянный, поникший, держа в дрожащей руке клочок бумаги:
– Она… ты представляешь… стерва… Она сбежала…
Бумажка выпала из рук Аркадия Варфоломеевича, и он опустился на пол, беззвучно сотрясая своё полное тело рыданиями. Александр Остапович поднял сначала Коробейникова и посадил его в кресло, а потом уже подобрал бумажку.
– «Аркадий, прости меня, но я больше не могу оставаться с тобой. Мне надоели твоя беспорядочная жизнь, безответственность и наше нищенское существование. Я ещё молода и хочу использовать свой шанс в жизни. Не ищи меня. На развод я подам сама. Оставляю тебе квартиру и всю обстановку. Надеюсь, ты сумеешь прокормить себя. Прощай. Валерия», – прочёл Бендер негромким пономарским голосом. – Интересное кино. Называется «Нас не ждали». Да. Ничто в мужчине не раздражает женщину так, как отсутствие денег.
– Я знаю, к кому она ушла, – с угрозой в голосе продолжал Коробейников, не обращая внимания на Бендера. – Тут недавно объявился бывший мой подчинённый по сектору истории коллективизации некто Востриков. Фёдор Фёдорович Востриков, сын священнослужителя, бездарь и тупица, которого я много раз спасал от неприятностей. От него ушли две жены – до того был занудливый и пустой мужичонка. Представь себе, он, оказывается, нашёл новую «нишу» в жизни: уволился из института и подался в бизнес. Рассказывал, что открыл при московской епархии свечной заводик, купается якобы в роскоши… Я тогда ещё обратил внимание, что моя благоверная слушала его, словно язычница прохиндея волхва. Точно, ушла к нему – больше не к кому! – заключил он. – Двадцать лет прожили.
– А может это к лучшему? – с осторожным оптимизмом спросил Бендер. – У меня уже было такое. Признаюсь, тоже поначалу горевал, переживал, а потом плюнул и забыл. Если две линии не пересекаются, значит не судьба. Тут и Лобачевский не поможет.
– И у тебя, значит, сбежала? Это что: болезнь такая пошла среди наших баб или поветрие какое?
– Критическая стадия фазы обскурации российского суперэтноса, – ответил Бендер.
– Ты что – тоже увлекаешься Гумилёвым?
– Аркаша! Каждый интеллигентный человек обязан прочитать и хотя бы чуть-чуть понять теорию этногенеза Льва Гумилёва! Надеюсь, ты меня ещё не вычеркнул из списков московской интеллигенции? Великий Евразиец!
– Ты молоток, Сашка! Не ожидал от тебя такой прыти. Только я бы сделал поправку на Великого Евразийца.
– Это ещё какую?
– Переставил местами Европу с Азией. В нас больше сидит азиатчины, чем европейщины. Так что, дорогой мой представитель тонкой прослойки населения, никакие мы не евразийцы, а азиопы. А насчёт обскурации ты прав. Одряхлела Русь, обросла обывателями, лишилась лучших своих патриотов-пассионариев…
– Не расстраивайся, Аркадий! Это уже было в нашей истории – кажется, в тринадцатом веке. Нужен новый пассионарный толчок, чтобы разбудить страну, и страна его получит!
– От кого? От нас с тобой? Скорее мы получим пинок в зад.
– Да хотя бы и от нас. А пинок в зад – это тоже проявление пассионарности. Кроме того, этнос умирает очень долго, и на наш век его вполне хватит, – окончательно отвлёк Бендер Коробейникова от случившегося. – Ну, да хрен с ним с этногенезом. У тебя есть хоть что-то выпить? Уж больно повод уважительный, друг ты мой ситцевый, Аркадий.
