Он одним глотком влил в себя бледно-золотистое веселье. Ему всегда было весело людьми крутить. Ольга даже не пригубила, ей бы воды. Она незаметно пристроила свой бокал на край подоконника. Собрать вокруг себя всю верхушку и аристократию, кормить их дорогими деликатесами, умасливать выдержанным алкоголем и грубоватыми шутками – в этом был весь Меншиков. Ему самому, несмотря на титул, до аристократического воспитания было далеко. В подтверждение своим мыслям Ольга глазами нашла Ольхову, которая сейчас наслаждалась одиночеством под «Березовой рощей» Левитана.
– Костя, я уже ответила. Я не буду вешать на человека убийство, которое он не совершал. Каким бы уродом он ни был. Нужен приговор? Ладно. Собери документы, найди свидетелей, посади его на скамью подсудимых. Лично. Чтоб я ложь на его лице видела до того, как он ее скажет. И я осужу его по своим законам. Слава богу, пока мы по ним живем.
– Ой, не сомневайся. Только на твоей честности Союз и держится. – Он запил ожидаемый отказ полагающимся ей шампанским.
– Извините, Марина Дамировна. Не могу ничем помочь. У вас свой долг, у меня – свой.
Хамидова насупила брови и коротко кивнула. Была не согласна с ее решением, конечно. Ольга знала: один раз пойдешь на поводу – потом тебя всегда будут пользовать. Потому она и не давала слабину, не упрощала никому жизнь. Закон есть закон.
Безвкусица есть безвкусица. Ольховой и ее шляпке с вуалью не шли русские пейзажи. Ольга бы предложила ей переместиться в угол с лепниной, пока его не занял для очередных переговоров государственной важности Константин Григорьевич.
С траектории ее сбил бледненький шифон. Елена подняла на нее привычно недобрый взгляд, Ольга ответила тем же.
Она отпросилась у Алексея подышать воздухом. Хотя ей не пришлось затягивать себя в корсет, в отличие от милой Татьяны, все равно в зале было душно. Таня для знатной волшебницы оказалась крайне кроткой и доброй, с любовью в глазах рассказывала о недавней свадьбе и муже и не очень-то сокрушалась, что по числам они не сходятся. С ее мужем Елена поговорить не успела, но даже внешне впечатление Игорь производил именно то, какое создавала о нем его жена. Елене даже стало жаль, что штурвал перехватил другой Меншиков, но решила, что дела аристократических семей ее не касаются.
Она и сама теперь была частью одной из таких, ощущалось это самозванством. Кто дал право бывшему пролетарию носить двойную фамилию и не замерзать в минусовом декабре в платье без рукавов?
На балконе было тепло, как внутри, но, запрокинув голову, можно было добраться до свежего воздуха. Можно было, если бы он не перебивался крепким табаком. Хуже этой вони для Елены были только двухдневные дохлые курицы, которыми несло с кафедры физиологии животных. Она огляделась в поисках источника дыма.
Мужчину, облокотившегося на балюстраду, заметить было сложно. Он молча стряхивал пепел с тлеющей сигареты. Елена не видела его ни разу за вечер, не то бы точно запомнила. Мужчина счел неприличным тушить окурок о каменную тумбу, в его пальцах он превратился в огромную снежинку, которая полетела прямо в жерло искрящегося фонтана.
Он отряхнул ладони и обернулся. Глаза Елены расширились от удивления.
– Что? – в лоб спросил мужчина.
Еще сегодня утром она вспоминала это лицо, только на фотографии взгляд был чуть более добрым, а волосы куда более кудрявыми.
– Я вас видела. – Мужчина в ожидании поднял брови. – В некрологе.
