Ощущая и принимая мир во всем его многообразии, они чувствуют себя в нем органично и абсолютно свободны в выборе направления и скорости.
Их не сковывает механическая заданность движений, они открыты миру, в то время как взрослые от означенного мира прячутся – потому и становятся неинтересными.
Конечно, людей можно понять. Окружающий мир достаточно суров и сложен, нередко вызывая ответное желание упростить и рассортировать атакующую со всех сторон пестроту, прикрыться от нее надежным щитом незнания. Зато и результат, к сожалению, предсказуем. Мало-помалу неприятие приводит к отторжению мира, следствием чего являются множественные обиды, скоропалительные суждения, шаблонные оценки и размолвки со вчерашними единомышленниками. В сущности, мы начинаем жить вне нашего мира, выстраивая алгоритм наименее затратного поведения (когда нас не теребят и не трогают), оплетая свою жизненную нишу паутиной обманчивой вязи. Самое печальное, что
свой утлый шалашик мы выстраиваем среди дворцов и роскошных садов, которых попросту не видим.
Иное дело – дети. В свои игры они не играют, а живут. И ребенку проще простого представить вместо улицы пенный океан, вместо безликой поляны – роскошные джунгли. Их интуитивный мир сливается с физическим, и оттого эмоциональная насыщенность каждого дня максимальна. Но если разделение миров можно считать явлением естественным, то отказ от любого из них, безусловно, делает нас беднее. Отсюда подспудное неприятие педагогами взрослого миропонимания. Жить в игре и играть в жизнь – разные вещи. И разницу эту, пусть с некоторым запозданием, мы все же начинаем осознавать.
Вечно отгораживаться от реалий невозможно, и в конце концов мы приходим к пониманию того, что отторжение жизни вызывает ответную реакцию. Нас начинает отторгать судьба, и мы оказываемся в положении нищих, вытесненных на обочину.
Глава 14 Зло порождает зло
Уж как только не клевали Льва Николаевича за эту фразу, как не высмеивали его слова о пресловутой щеке! Я уже не говорю о том, что Толстой всего лишь цитировал текст из Евангелия. Однако пострадал, поскольку сделал из нее лозунг к философии «непротивления злу насилием». Понимая сказанное буквально, люди по сию пору обрушивают на русского классика град упреков и обвинений. Над сутью при этом задумываются редко, а аргументы приводят достаточно рутинные. Например, «если ко мне подошли на улице грабители и ударили, то я, выходит, должен подставлять вторую щеку?»
Замечаете, насколько крайняя ситуация предлагается в качестве рассмотрения? Кроме того, и она вырвана из «контекста», поскольку имеет смысл задуматься о том, почему именно к вам подошли и почему именно вас ударили. Можно задаться и другими вопросами, но это – что называется – не самый корректный пример, и если уж хочется рассматривать крайности, возьмем еще более страшную ситуацию, которую мир наблюдает и поныне. Национальная и религиозная рознь – худшее, что измыслил человек. Англичане воюют с ирландцами, испанцы с басками, израильтяне с палестинцами и так далее. И, увы, никто не желает первым совершить шаг к миру. Примирение предлагается исключительно с позиции силы, и обоюдная месть тянется годами и десятилетиями. Люди мстят за погибших друзей и родственников, мстят за разрушения, за множественные невзгоды. Какой же выход вы здесь предложите? Войну до победного финала? А каким, интересно, видится вам этот финал?
