– Ладно, поеду в больничку для начала, наверняка она там еще… сестра милосердия, бля… – пробормотал он, и потер застывшие ладони друг о друга, чтобы согреть. Наконец мотор заработал нормально, и Павел, сняв автомобиль с ручника, вырулил на Тверскую, с нее – на бульварное кольцо, а там и до Замоскворечья рукой подать… Но не тут-то было – прямо перед Большим Каменным мостом пришлось потерять минут пятнадцать, пропуская кортеж правительственных машин, развозящих кремлевскую верхушку: кого в Барвиху, кого во Внуково…
Наблюдая за неспешным перемещением гаишников и таким же неспешным выездом вереницы черных машин из Боровицких ворот, Бердянский мечтал разбогатеть и подарить им всем по вертолету, чтобы не мучились сами и не мучили автомобилистов, вынужденных торчать по их милости в пробках… Он пару раз хватался за сотовый, чтобы позвонить, но в жуткой досаде кидал его обратно на пассажирское сиденье – у Машки, да и у Войновского, не было личных мобильных аппаратов, и позвонить он им не мог, а справочного телефона больницы попросту не знал.
Но вот, наконец, гаишник милостиво переключил светофор, и Бердянский, нагло оттерев с дороги навороченный черный джип, рванул на мост первым. Быстро проскочил большую часть Якиманки и… снова намертво встал в пробку, теперь уже на Ленинском.
Потеряв еще минут десять, он все-таки завернул в ворота больницы, бросил машину на стоянке для посетителей и бегом добрался до кардиологического отделения. Девица в регистратуре мурыжила его еще несколько минут – искала фамилию Петренко в своем журнале, задавая ему какие-то дурацкие вопросы, строила глазки, и в итоге отправила на третий этаж, в триста вторую палату.
– Вообще-то у нас посетителям можно только до семи, а сейчас уже семь ноль пять… Но вам, мужчина, так и быть, сделаю исключение! – с плотоядной улыбочкой напутствовала она его и добавила:
– Но в восемь всех выгоняют, имейте в виду! У нас с этим строго!
– Спасибо, что предупредили… – стараясь не пускать в сознание воспоминания о почти тюремном режиме и драконовских правилах тех больниц, где лежал он сам, Бердянский ринулся от регистратуры к лестнице, как вдруг…
– Эй, куда без бахил?! Надо бахилы надеть! – выросла перед ним еще одна представительница вахтерского цеха, и грозным жестом указала на строгое объявление, обязующее всех посетителей блока интенсивной терапии пользоваться одноразовыми бахилами.
– Где ж я их возьму? – вскипел Бердянский, ощущая натуральную жажду поубивать всех, кто продолжал чинить ему препятствия на пути к Машке.
– Ну вообще в аптеке… внизу. Она уже закрыта, до семи работает.
– Бляяяядь!!!
– Молодой человек, ведите себя прилично, вы в общественном месте! – вахтерша погрозила ему толстым пальцем, но, видя перекошенное досадой лицо, смягчилась:
– Ладно, за десять рублей у меня можешь купить… – и протянула ему синий кулечек.
– Вот берите… – он отдал деньги, выхватил у нее чертовы бахилы и, пообещав, что наденет их на третьем этаже, резво помчался наверх.
Примерно понимая логику тех, кто строил больничные корпуса и присваивал палатам нумерацию, Павел довольно быстро сориентировался, где ему искать Петренко и его посетителей, и не ошибся. Перво-наперво он столкнулся с Антоном: тот шел ему навстречу, иссиня-бледный, как покойник, и прижимал руку к солнечному сплетению…
– А, Пашка, привет! Ты тоже приехал Андрея навестить? Иди, он там со своей спасительницей общается… а мне надо… ну ты понял… – Войновский почти без заминки пропустил его дальше, а сам завернул в туалет: язва, обострившаяся в очередной раз, изводила постоянной тошнотой…
