– Слуууушай, а это будет просто находка! – он внезапно остановился и, поймав Марию в объятия, притянул ее к себе:
– Обещай, что согласишься сегодня мне подыграть, и я расскажу тебе, что и как делать…
Она посмотрела на него и, улыбнувшись, кивнула:
– Конечно, Паша… Что ты придумал? Рассказывай, а то я умру от любопытства!
***
В театр они вошли вместе, но в фойе все-таки разбежались: Павлу нужно было переодеться, потому что Войновский назначил прогон в костюмах – «чтобы не расслаблялись!» – а Мария, несмотря на официальный отгул, решила хотя бы показаться в кафе. Ей было страшно неудобно перед Илоной и особенно перед Фаей… наверное, нужно объясниться по-честному, и заодно пообещать «проставиться». По опыту, торт из «Праги» и бутылка мартини очень помогали разрешать недоразумения.
Она понимала, что шила в мешке не утаишь, что про ее отношения с Бердянским скоро станет известно даже мышам в подвале и голубям на чердаке. Наверняка недалек и тот счастливый момент, когда актрисы (а может быть, и актеры…) раскусят «диверсантку», начнут строить ей козьи морды и устраивать пакости разной степени безобидности; но именно поэтому Мария хотела сохранить хотя бы какое-то подобие нормальных отношений с «театральным пролетариатом». В конце концов, Лина, Илона, и София -Ромовая баба, и Света с кухни, и рабочие сцены – да все, кроме Фаи и Вишняускаса – с первого дня относились к ней по-доброму. Хорошо бы так было и в дальнейшем…
Павел обозвал ее дурочкой и довольно безапелляционно потребовал:
– Будь в зале ровно в одиннадцать! И без глупостей! – и она обещала, но опоздала на несколько минут… из-за Нины Муравьевой, которая перехватила ее у входа.
Прима напала сразу, не дав даже сгруппироваться:
– Привет, а ты что, сегодня снова с тряпками будешь по сцене елозить? Может, позже зайдешь, пока не пришлось опять за летающими ведрами побегать?
– Привет. Нет, сегодня у меня здесь другие задачи.
– Это еще какие-такие задачи? – Нина округлила глаза и стала похожа на удивленную сову.
– Ммммм… Я и сама не знаю, если честно. Лучше спроси у Антона Войновского. Или у Бердянского… это была их идея.
Мария готова была проклинать свою чувствительность и тонкую кожу, но ничего не могла поделать с румянцем, мгновенно залившим щеки. Она ни в чем не была виновата, и все же под прокурорским взглядом одной из ведущих актрис – и бывшей (возможно, бывшей) любовницы Павла – ощущала себя как пойманная воровка.
Нина сморщила нос, будто бы учуяв неприятный запах, а на самом деле уловив явственный оттенок Пашкиного одеколона, идущий от внезапно появившейся у нее соперницы, и покачала головой:
– Да уж, «узнаю брата Колю»! Ну надо же, ничего оригинальнее не выдумал, как притащить в зал буфетчицу, с которой всю ночь в постели кувыркался… Я тебе могу только посочувствовать, дорогуша, он тот еще скот и любитель злых розыгрышей. Знай, чего бы он там на тебе ни наобещал, ничегошеньки не исполнит! Так, подразнит только слегка, чтобы ты за ним еще побегала какое-то время, а потом пошлет… на хутор бабочек ловить.
И притворно-сочувственно вздохнула, придав совершенно определенный смысл появлению на репетиции новой пассии Павлика-журавлика, как всегда парящего где-то в небесах, на недосягаемой для нее самой высоте.
– Это все, что мне следует знать прямо сейчас? – Мария скрестила на груди руки, чтобы унять дикое желание вцепиться когтями прямо в ухоженное кукольное личико актрисы.
