Рука Марии скользнула к его паху, накрыла член, твердо упиравшийся в застежку джинсов, и слегка сжала, прежде чем длинно, ласково погладить снизу вверх…
– Сссссс… что ж ты творишь, безобразница?… – Бердянский, довольный, как кот, которого гладят по шерстке, придавил ее руку своей, усиливая возбуждающий массаж, и низким бархатным голосом попросил:
– Маш… Сделай мне минет в машине… а то не доедем…
– Мммммм… лаааадно… Пашка… только стоя… в смысле… не на ходу…
– Разумеется… я все-таки Шумахер, а не камикадзе…
Тут лифт остановился на первом этаже, и они нос к носу столкнулись все с той же соседкой – обладательницей клюки и собаки… но на сей раз она не стала ругаться с ними, а только проводила мечтательным взглядом и шумно вздохнула.
В машине Павел сел за руль, завел мотор и включил печку, так как в салоне было прохладно, а снаружи, несмотря на романтически падающий снег, ощущался уверенный и довольно-таки серьезный минус…
– Пашка!.. – Мария сразу же потянулась к нему всем телом, торопливо расстегнула сверху донизу теплую кожаную куртку, задрала свитер и футболку и прижалась жадными губами к своду его груди и мягким волоскам, тотчас напомнившим ей шелковистую кошачью шерсть… Легкое опьянение в сочетании с пылким воображением сейчас же нарисовало ей фантасмагорическую картину, что она занимается любовью не с простым смертным, а с полубогом или колдуном, способным по прихоти менять свой облик.
– Паша, как же я люблю тебя… – невнятно прошептала она, прежде чем начала облизывать его соски и обеими ладонями гладить подтянутый загорелый живот.
Бердянский задрожал – не от холодного воздуха, коснувшегося горячей кожи, но от ласковых и любящих поцелуев, от Машиных спутанных, но искренних признаний… В груди что-то защемило, заныло сладкой болью, и он сам подставился ее губам, позволил вдоволь изучать себя, не спеша с ответными шагами. О, он еще успеет исследовать каждый ее изгиб, каждую родинку и впадинку, после того, как уложит под себя и присвоит ее заново… полностью, без остатка. Теперь же пусть она смотрит на него, гладит, дразнит, пробует на вкус…
Время дано, сегодня у них впереди вся ночь… но лучше бы провести ее в теплой постели, а не в холодной машине посреди улицы…
– Машка… Маааш… – он все-таки слегка направил блуждающие по его торсу руки и губы Марии к низу живота, напоминая о главном своем желании. – Хочу смотреть, как ты будешь это делать…
– Да… Да… – она схватилась за его ремень. – Боже, Пашка, ну, помоги… у тебя тут армейская амуниция… не добраться никак…
Он сам ослабил ремень, расстегнул тугую пуговицу, потянул молнию вниз:
– Дальше сама… справишься… я в тебя верю…
Мария расстегнула на себе пальто и блузку, спустила чашечку бюстгальтера, открыв обе груди, наклонилась к Павлу и обхватила его за бедра. Зубами схватила верхнюю кромку плавок, стянула вниз и вызволила напряженный член. Приоткрыла губы и, повинуясь нетерпеливому движению любовника, пропустила в рот горячее гладкое навершие…
– Ммммм… даааа… – поощрил ее Бердянский, чуть шевельнувшись навстречу, но только так, чтобы она поняла, чего он хочет – а хотел он сейчас полной ее покорности… и готовности принимать заданный темп.
Его пальцы обняли Машину шею под волосами и пробрались к затылку, вызывая в ее теле ответную дрожь, потом слегка сжали темные пряди, и Павел обрел желанный контроль. Теперь он мог направлять ее, побуждать взять поглубже или наоборот удержать от слишком резких движений, а ей оставалось только довериться и дать насладиться собой так, как ему хочется. Он вновь вел ее, как в танце, в нарастающем ритме, глубоко и резко вдыхая, сдерживаясь, чтобы не давить слишком сильно и не стонать слишком громко, и любовался ею. А она, прикрыв глаза, полностью отдалась сладострастному занятию, подобно вакханке, опьяненная желанием больше, чем вином…
