Ощутив в этом поддержку брата, Верд тоже приблизился и возбуждённо ответил:
– Конечно! Разве ты не видишь, как они сгорбились? А те, – ткнул пальцем в пока ещё живые росточки, – опустили листики так, как будто им грустно или они устали…
Мария задумалась: не всегда устами младенца глаголет истина, но в этом однозначно что-то было… Как будто ростки устали… Хм…
– Может быть, им не хватает воды? – предположила она.
– Или её слишком много, – подхватил Верд, придвигаясь ещё ближе.
– Зачем гадать? – проворчал брюнет. – Ясно же, что им тут просто не нравится.
Брат восторженно закивал:
– Можно посадить возле нашего домика! Тогда бы могли за ними присматривать…
– Ты что! – шикнул на него брюнет, покосившись на Машу. – Если кто-то узнает…
Договорить он не успел, потому что из глубин оранжереи донёсся встревоженный женский зов:
– Джард! Верд! Где вы?! Негодные мальчишки! Вот я вам задам!
Близнецы побледнели и заметались глазами по кустам, явно прикидывая, куда можно улизнуть и спрятаться. Но не успели: обладательница неприятно визгливого тембра появилась на дорожке и увидела их.
– Ну, держитесь!.. – но тут она заметила Машу, которая рефлекторно шагнула, загородив мальчиков собой.
Одного взгляда Марии хватило, чтобы понять, что эта особа — не мать мальчиков: на женщине была стандартная униформа служанки. Поэтому она нашла разумным окатить её холодным взглядом и надменно заломить бровь, как учила Берга. Служанка тут же склонилась и пролепетала:
– Прошу простить, госпожа, за беспокойство… просто… я кое-кого искала… – бросила злобный взгляд на близнецов и прошипела: – Идите сюда, гадкие мальчишки! Вам что было велено?!
Мальчики вздохнули и понуро вышли из-за Маши. Поплелись было к служанке, но девушка жестом заставила их остановиться.
– А что им было велено? – строго спросила служанку.
Хотя и так знала: не показываться на глаза Мари, вот что. И с одной стороны, Маша с таким запретом была согласна, сестрица наверняка бы постаралась избавиться от братьев-бастардов. Угостила бы украдкой чем-нибудь, а потом – ой! Какая досада! – дети прислуги умерли…
– Чтобы эти шалуны не мешали вам, моя госпожа, – вывернулась служанка, а увидев, что Маша открыла рот, чтобы что-то сказать, взмолилась: – Не говорите графу, что видели их, не то мне влетит! Обещаю, что они вас больше не побеспокоят! – и разразилась слезами, упав перед ней на колени и картинно заломив руки.
От неожиданности брови Маши опять взлетели, но она тут же справилась с собой: какая бездарная актёрская игра! В ответ на это лицемерие и сама без стеснения слукавила:
– Поднимитесь, я не стану говорить отцу, что общалась с мальчиками. К чему такая трагедия? Мало ли в усадьбе детей… – поморщилась, демонстрируя, что близнецы ей вовсе не интересны. И в этом заключалась полуправда: Маша не собиралась говорить графу, что разговаривала с Джардом и Вердом, а вот то, что она их видела, обязательно.
Женщина вскочила на ноги, схватила за руки нехотя подошедших близнецов и поспешила от Маши прочь, бесцеремонно волоча ребят за собой. Даже не обращая внимания на то, что те не поспевают, дёргала их, отчего мальчики не могли сдержать плача. Было заметно, что она причиняла боль им не впервые и делала это с явным наслаждением.
Маше пока оставалось только морщиться: возмутительно! Вот именно поэтому она и собиралась обсудить с графом Бодо вопрос о признании им Джарда и Верда. Более того, идея о том, что будь её братья объявлены наследниками, с шеи Маши исчезла бы удавка в виде необходимости найти «якорь» и желательно-обязательно в аристократической среде.
