– Сдается мне, что мы имеем дело с мистификацией, – Шмайсер дрожащими пальцами вытер пот со лба, – твое капище, помнишь, Федотыч, про туман ты еще говорил… Так вот, твое капище и выкинуло с нами шутку!
– С чего ты взял? – Путт зажег спичку и дал всем прикурить.
– А с того, что, проход именно заложен камнями! Не взорван, а заложен. При взрыве камни по-другому бы легли!
– Ты прав! – Фомин тяжело встал. – Я тоже обратил на это внимание, но не стал вам говорить! Причем, не просто выкинуло шутку, а нас перекинуло!
– Не понял? – папироса чуть не выпала из открытого рта капитана. – В смысле?
– Я же говорил, что на этом капище всегда разная чертовщина, прости Господи, творилась! – Фомин устало привалился к стене. – Вот и с нами случилось то, чего я больше всего боялся…
– То есть ты хочешь сказать… – Путт округлил глаза. – Глупости! Не верю я во всю эту чушь! Сказки!
– Да! – Фомин выдохнул. – Эх, Марья, Марья… Мы перенеслись вместе с пещерой, но куда… Ребята, скажу я вам так: в эту пещеру и раньше… Кхм, всякое переносило…
– А как?
– Когда?
– Кого?
– Почему?
Фомин затряс головой, как лошадь, отгоняющая назойливых мух.
– Ладно, расскажу вам одну шибко поганую историю. Мой покойный отец в пятом году служил в черниговских гусарах, чей полк здешнее имение последнего императора Михаила Александровича в Локте охранял, тогда наш государь великим князем был. Так вот, время было лихое, революция, мать ее. И банда одна появилась – не просто грабили, а измывались люто, руки-ноги ломали, пальцы, уши и все другое резали. Живорезы, короче.
– Не с них ли потом чекисты выходили? По нравам дюже похожи, – с ехидцей в голосе поинтересовался капитан.
– Вот гусар и отправили их искать, – Фомин пропустил мимо ушей ухмылки слушателей, – двенадцать их было, да мой батя с ними тринадцатым. Осенью дело то происходило, они дымок над островом углядели и сюда сразу поскакали.
– А как через трясину лошади прошли? Мы еле ноги выдирали!
– Тогда, Андрей, гать поверху шла, сухая, из бревнышек. А через десять лет она под воду уходить стала, как и сам остров. Он же сейчас весь залит, а в то время, я еще его застал, сухой был, и травы нужные здесь росли всякие, а боле нигде таких не было. Брат моего деда с женой на острове жил, он лесником был, да сено косил, тут добрая трава урождалась всегда. Так вот – когда гусары к Поганкиному Камню подскакали, то его с женой убитыми здесь нашли. Вот тут на гусар из засады и напали, да всех солдат стрелами посекли.
– Как стрелами? А кто? Зачем?
Вопросы посыпались горохом, и под это дело все закурили по папиросе. Вот только улыбок уже не было, ибо все танкисты знали, что Семен Федотович к шуткам и розыгрышам склонности не имел. И симпатий к ним не держал. Категорически.
– То были всадники на низких монгольских лошадках, в кольчугах, со щитами, луками и копьями. Узкоглазые, некоторые с козлиными бородками, кричали на татарском языке.
– В плен «языков» взяли?!
– Нет! Всех татар с винтовок насмерть положили. Только мой отец один живой остался, а гусар всех до смерти посекли, кого стрелами, кого саблями. Вот так! Один солдат греком крымским был, он и крикнул, что это татары, видно, речь их разбирал. В Крыму ведь и татары живут?!
– Живут! Сам видал, – подтвердил Шмайсер, а Путт кивнул головой, соглашаясь с ним. Семен Федотович чуть дрожащими пальцами закурил еще одну папиросу. Танкисты притихли, лица побледнели. Было видно, что рассказ Фомина заинтриговал всех до жути, а потому они даже дышать старались через раз и тихо.
