Спроектируй будущее - страница 6



Тогда я поняла, какой это тяжелый труд. Конечно, мир не без добрых людей, и через какое-то время меня пожалели и поручили держать направляющие, по которым надо было штукатурить откосы – обрамления вокруг дверей. Мне нужно было целый день стоять в дверном проеме с поднятыми руками, но после урока с кувалдой я не жаловалась ни на что.

Я зауважала этот труд. В основном штукатур-малярами работают женщины, хотя это работа далеко не для слабого пола. Это очень сложная и физически тяжелая работа. Тогда, я впервые начала задумываться о силе и стойкости женщин. По вечерам, приходя домой, они превращаются в привычных для нашего восприятия девушек: они готовят ужин, заботятся о детях, стирают белье. А с утра, придя на работу, забывают женские слабости и восемь часов кряду работают почти наравне с мужчинами.

Проработала маляром я совсем недолго. Буквально около двух месяцев, не больше. Потом мне прямо сказали, что ребенок на такую работу не подходит. Да и толку от меня было не очень много, я даже в чем-то тормозила процесс, так как элементарно не могла выдавать такую же скорость, как у маляров с опытом. Махать кувалдой я могла, но не было столько сил, а когда мне предложили встать на отделку стен и работать с мастерком и наждачной бумагой, зачищая поверхность, у меня не хватило практики и мастерства.

Тогда считалось, что это черная работа, непрестижная, словно записывающая тебя в какую-то низшую касту. А я помню, как с раннего детства всегда говорила бабушке, что, когда вырасту, стану директором, буду ездить на машине. Не знаю почему, но это было одним из моих главных желаний. И тут работа штукатуром-маляром… Мои слова расходились с действиями. Это противоречие не давало мне покоя: как так, я хочу чего-то гораздо большего, а вынуждена штукатурить стены. Но и это перерослось, успокоилось и сменилось взрослым отношением к работе: любой труд облагораживает. Что забавно, впоследствии, когда я училась уже на первом курсе института, и у меня появилась трудовая книжка, первой записью о работе была должность «штукатур-маляр».

Ещё когда училась в восьмом классе, я решила, что оканчивать школу буду в Жезказгане. Хотя, я итак, на каникулы всегда приезжала к папе. Там у меня появились подруги, правда, старше меня, но мы все равно очень хорошо ладили. Тогда я впервые задумалась, что хочу остаться тут жить. Конечно же, я спросила разрешения у мамы, и она не была против, лишь сказала, что это мой выбор, тем самым дав добро на переезд к отцу, в Жезказган.

Первое время все было нормально: девятый класс, я в Жезказгане, мама в Алматы, работает на закрытом заводе. Это был сложный период не только для государства, строившего новую модель экономики в условиях независимости, но и для человеческих отношений, для многих семей. Люди могли запросто остаться без работы и без понимания, что делать дальше.

Говорят, что все в нашей жизни неслучайно, и, скорее всего, окажись у меня возможность что-то поменять в прошлом, я бы ничего не изменила, но это был один из тяжелейших периодов в моей жизни – период извлечения уроков. Я потеряла связь с мамой. Просто однажды поняла, что очень давно ее не слышала, не звонила ей. В середине 90-х не было ни интернета, ни мобильных, а если связь – только по городскому телефону. Мы заказывали междугородний звонок и ждали ответа. Несколько месяцев я не могла дозвониться до мамы. Это были два самых жутких месяца в моей жизни. Папа на тот момент уже был болен. Возможно, он и хотел бы поехать, но болезнь связывала его по рукам и ногам. Мой взрывной и решительный характер с лидерскими задатками тогда мне сильно помог. Я просто заявила, что уже купила билет, еду сама и это не обсуждается. Приехав, я остановилась у одноклассниц, которые тогда собирались поступать в колледж.