Снова скрип. На этот раз как будто ближе.
«Господи, да что же это?..»
Элли второпях засунула документы, кроме карты Лили, обратно в середину стопки и закрыла ящик стола. Она не рассчитала силу, и гулкий удар напугал её и того пуще.
«Аккуратнее, всполошённая корова!» – промелькнуло в голове будто голосом няни.
«Наверно, так меня успокаивает подсознание – ведь я даже не знаю, чего так испугалась».
Снова скрип. Точно, это шаги. Кто-то крадётся.
«Что же теперь делать? Как же так, все же уехали! Боже, только бы это была няня… или Бетти…»
Она огляделась в комнате и увидела брошенную на стол вторую папку, которую автоматически схватила и засунула за пазуху к первой. Сделав пару нервных беспорядочных движений, она направилась к длинной толстой шторе.
Несколько секунд прошли спокойно.
Девушка нервно усмехнулась своей глупости и уже решила направиться домой, как тотчас услышала щелчок дверной ручки.
Сердце завалилось в самую глубину, а коленки казались чересчур слабыми от страха. Время застыло – может быть, потому что застыл воздух.
Девушка чуть повернула голову, чтобы посмотреть в окно: родной, безопасный дом находился всего в нескольких десятках метров. О, как много бы она отдала сейчас, чтобы просто испариться и оказаться там, в уютной пряной кухне с Филиппой!
Режущим скрипом обдало уши – открылась дверь.
«Хорошо, что я закрыла ящик. Пусть ничего не заметят и просто… просто уйдут… Пусть, пусть… ну, пожалуйста…»
У Элли всё сильнее колотилось сердце.
Чужое дыхание – встревоженное, полное адреналина – медленно двигалось по комнате: кто-то аккуратно обходил мебель, чуть шаркая ногой. Затем исчезло, будто обдумывая дальнейшие действия. Пожалуй, и вечности не хватит, чтобы описать всё пролетевшее перед внутренним взором юной Птички.
Собственное дыхание – прерывистое, тяжёлое – казалось ей чересчур громким. Сделав глубокий вздох, девушка затаила дух. Спустя тридцать секунд пульс уже дятлом долбил в виски, но вздохнуть снова было нельзя – теперь уже совсем громко вышло бы. Но некто, ещё находящийся в комнате, всё не двигался, не издавал шума.
Девушка готова была упасть в обморок; ей почудилось, будто штора начала потихонечку отодвигаться (её рябивший однотонный рисунок и недостаток кислорода мешали Элли точно это понять). Снова повернув голову в сторону, она заметила, что ткань явно переместилась к откосу: её стало гораздо меньше, и она уже приближалась к плечу.
Резким рывком, как ударом грома, откинуло занавеску!
Птичка не сразу поняла, что крик, возникший вместе с выдохом, был её собственным.
Когда побелевший от шока экран перед глазами прояснился, Элли увидела лезвие ножа, кончик которого указывал прямо ей в горло. А за ним – незнакомое лицо женщины со сжатыми в струнку губами и сверкавшим молнией взглядом…
Как всегда незатейливо, Филиппа управлялась у плиты и успевала всё сразу. Иногда, для отдыха глаз, она оборачивалась к окну – проверить: на месте ли все осенние красоты. В приоткрытые ставни иной раз забегали отголоски птичьих игр, припорошенные знакомым каждому прелым шорохом листвы. Солнце на редкость быстро сменило давешнюю дождливость и расплескалось по охровым насыпям закутков сада. Пела природа, и, понятное дело, запела и душа кухарки.
Будучи в приподнятом до неугомонных ласточек настроении, она затянула не очень благопристойную деревенскую песенку, сначала пропуская «крепкие» места, затем тихонечко мыча их, а потом и вовсе распевая на всю кухню. Дела спорились, куплеты резво лились, дообеденное время размеренно испарялось.
