Полковник и майор с удивлением посмотрели на своего генерала. Что ответит «солдат до мозга костей» Вейдлинг на эту дерзкую радиограмму своего подчиненного? Однако командир корпуса не успел дать ответ. Появился подполковник фон Дувфинг и доложил:
– Имперский руководитель гитлерюгенда!
– Пусть войдет! Посмотрим, чего хочет этот деятель!
Потерявший правую руку в боях на Восточном фронте рейхсюгендфюрер Аксман по-военному четко приветствовал всех собравшихся. Его спокойная, сдержанная манера держаться произвела на генерала благоприятное впечатление, и он сразу проникся симпатией к руководителю имперской молодежной организации. С этого мгновения оба офицера прекрасно понимали друг друга, и хотя они представляли два разных лагеря, но их объединяло одно общее дело.
Генерал Вейдлинг попытался убедить рейхсюгендфюрера в том, что чистым безумием является посылка шестнадцатилетних юношей на борьбу с русскими танками. Крупные формирования гитлерюгенда были сосредоточены под Харнекопом, в имении покойного фельдмаршала Хезелера, чтобы оттуда проследовать на передовую. Взволнованная речь Вейдлинга продолжалась несколько минут. Никто из офицеров его штаба и не предполагал, что суровый и часто бывавший резким генерал способен произносить такие умоляющие слова. Рейхсюгендфюрер Аксман, который позднее в качестве осмотрительного командира будет умело командовать сектором обороны у Берлинской радиовышки, встал.
– Герр генерал, я ручаюсь собственной головой, что немедленно отзову приказ о вводе в бой подразделений гитлер-'югенда!
Когда рейхсюгендфюрер прощался, он отдал честь так, словно на нем форма не коричневого, а защитного цвета.
– Итак, это был второй визитер! – саркастически улыбнулся Вейдлинг. – Правда, я совсем не рад этому визиту.
Подполковник фон Дувфинг обратился к генералу:
– Герр генерал, какие будут приказы на завтра?
– Что тут можно приказать? – вместо ответа, задумчиво бросил Вейдлинг. – Приказ всем подразделениям: отступать к Штраусбергу!
– Да закрой же наконец рот, – бранился Хольберг, который обслуживал пулемет танка и одновременно был радистом. – Я же не могу ничего понять!
– Я только и слышу от тебя все время – понять, понять! Что ты еще хочешь понять? Теперь война скоро закончится. Когда у Адольфа будет день рождения, тогда у нас уже будет мир! – остроумно шутил Рамлау.
– Ты просто дурак набитый, – в том же духе отвечал маленький саксонец. – Тогда, чего доброго, в Берлине зазвонят и колокола? Но только они уже давно не звонят, америкашки разбомбили там уже все колокольни!
– Ах, парень, – отвечал Рамлау, – приезжай как-нибудь к нам в Берлин! Ты не поверишь своим глазам, увидев, чего у нас только нет!
– А теперь придержите-ка языки, – вмешался в разговор Хартман. – В конце концов, я тоже хочу хоть немного вздремнуть. А что касается Берлина, вероятно, вскоре мы все отправимся туда!
– Что? – вскочил Рамлау. – Ты что-нибудь уже слышал, фельдфебель? Ведь час тому назад ты был у генерала. Мог бы нам рассказать, о чем говорят господа офицеры, особенно теперь, когда вот-вот наступит мир.
– Да ты уже достал всех со своим миром, – сердито заметил унтер-офицер Райнварт. – Пора бы уже и заткнуться. Это всего лишь слухи!
– Почему же слухи? – язвительно отвечал берлинец. – Хольберг, это правда или нет? Разве ты не слышал по своему приемнику, что через два дня все это дерьмо закончится?
