Его рубленые фразы звучали словно удар хлыста. Прекращая оскорбления, споры, выяснение отношений и подводя им итог. Да и споров-то, по сути, никаких не было, как я понимала. Были принятые им решения. Судя по всему, самолично и сразу. И они не подлежали сомнениям. Остальное… Он просто давал возможность остальным выпустить пар.
Что они успешно и проделывали битый час, пока ему это не надоело.
Тогда Дрей просто встал, приказав выделить для меня комнату, в которой я и буду жить. И направился к выходу, жестом остановив жену, поднявшуюся вслед за ним со своего кресла.
Полуобернувшись в дверях, он с легкой усмешкой сообщил ей:
– А ты, дорогая, останешься здесь. И проследишь, чтобы ребенка не обижали. Чтобы кормили, поили и одевали наравне с остальными членами семьи. И чтобы она пользовалась такой же свободой.
Дрей сделал акцент на последнем предложении, увидев, что Гарх открыл было рот, чтобы возразить ему.
И тот, посинев, лишь молча склонил голову в знак подчинения.
Лицо Дрея оставалось непроницаемо, когда вновь переведя взгляд на жену, он продолжил:
– И она должна социализироваться, помни об этом. А если я узнаю о том, что ее как-то ущемляют в правах, ограничивают в свободе или оскорбляют, то вспомню об Уголовном Кодексе. И не просто вспомню, а применю.
С этими словами он широко улыбнулся и, отвесив легкий поклон, вышел за дверь.
Его походка была легкой, упругой и совсем бесшумной.
«Хищник, – подумала я. – Умный. Опасный. Сильный».
При этом внутреннее чутье подсказывало мне, что это еще не самые точные эпитеты относительно этой персоны.
Я подняла глаза на стоящую рядом со мной женщину.
– Пойдем, решим, в какой комнате ты будешь жить, – тихо произнесла Гианэя.
Вид у нее был слегка потерянный, а голос грустный.
– Отведи ее как можно дальше! Я не желаю обитать с ней в соседних комнатах! – взвизгнула ее мать, крепко сжав подлокотники кресла.
Гианэя чуть побледнела, собираясь что-то возразить, но я не дала ей это сделать:
– Не надо, – спокойно произнесла я, глядя ей прямо в глаза и поднимаясь с низенького пуфа. – В данном случае наши желания совпадают. Я тоже хочу быть от нее подальше.
Хозяйка дома аж содрогнулась от возмущения. Гримаса яростного презрения перекосила ее лицо.
«Видимо, мысль о том, что не все мечтают о близости к ее персоне, так бьет по ее самолюбию», – решила я, улыбаясь про себя во все тридцать два зуба.
Мы вышли из гостиной, сопровождаемые пристальными и неприязненными взглядами оставшихся в ней обитателей этого особняка.
Так я и оказалась в своей комнате. Тихой, уютной, красивой. И подальше от членов этого семейства.
Матрас был мягким, пижама приятной на ощупь, воздух в меру прохладным, а я уставшей. Почему и заснула сразу же, лишь только моя голова коснулась подушки.
Спала без сновидений. В ощущении комфорта, уюта и относительной безопасности.
А где-то в середине ночи я просто открыла глаза, поняв, что уже не одна. Не было паники, ощущения опасности, не было резкого выдирания из мира снов. Было знание того, что ко мне пожаловали с визитом.
Полежав пару секунд с открытыми глазами в осознании сего факта, я сладко потянулась и встала с постели одним коротким и резким скачком, оказавшись на полу. А затем, шлепая босыми ногами по паркету, отправилась на балкон.
Там, на углу широких мраморных перил, упираясь чуть поджатыми ногами в ажурное ограждение балкона, сидел муж Гианэи и задумчиво смотрел прямо перед собой. Я тихонечко подошла и встала рядом, оперевшись двумя руками о перила.
