Читать онлайн Неборник - Среда обитания

Корректор Сергей Ким

Дизaйн обложки Мария Бангерт

© Неборник, 2021

ISBN 978-5-0053-4983-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На фото: в белой кофте – моя мама; в белой рубашке – мой отец; в левом верхнем углу – бабушка Варя; слева от бабушки – Зинаида со своим первенцем Владимиром (на руках); слева от Зинаиды – мой младший брат Виктор; Справа от отца (наверху) – это я, Борис; чуть пониже – мой брат Николай; в нижнем ряду (в погонах) – дядя Геннадий с женой Татьяной; справа от меня – муж Зинаиды Василий; справа от Василия – две тётки

Моя мама, Клавдия Андреевна Нечаева (в девичестве Горохова), родилась в деревне Першино Оханского уезда Пермской губернии в 1909 году в семье зажиточного крестьянина Горохова Андрея Петровича. В их подворье были и коровы, и лошади, куры, гуси, овцы, большой огород и своя баня. Жили Гороховы своим натуральным хозяйством.

Андрей Петрович своим упорным крестьянским трудом в полной мере обеспечивал всю свою семью из четырёх человек (жена, дочь, сын), а излишки, которые составляли около 40, а иногда и до 50% от всей произведённой продукции, поставлял на рынки волостного города Оханска и губернского города Перми.

Весь его товар можно было бы отнести к производству продуктов сельхозназначения: молочные продукты, перо, пух, яйца куриные, масло скоромное, мясо (говядина, свинина, баранина, птица), овощи (картофель, лук репка, чеснок, свёкла, морковь, капуста, тыква, репа, солёные огурцы бочками, квашеная капуста бочками). Андрей Петрович продавал также вживую коров, свиней, овец и птицу: гусей, кур, цыплят, утят.

Такой уклад сельскохозяйственной жизни складывался веками. И это был естественный механизм взаимного сотрудничества между горожанами и селянами. Общение между горожанами и селянами было не только на территории рынков городов, но и внутри сельской среды, когда горожане по той или иной причине хотели обзавестись какой-либо живностью…

В принципе, крестьянская семья Гороховых представляла собой типичный образец нормальной крепкой крестьянской семьи с устоявшимся товарооборотом: прокормить свою семью, а излишки – поставлять на рынок. И тем самым, из года в год укрепляя свои внутренние ресурсы и поднимая своё достоинство (достояние), укреплялась и естественная связь города и деревни. И зажиточными-то Гороховых считали только в самой деревне Першино, в которой было много слабых хозяйств вследствие несбалансированных производственных сил… В некоторых семьях мужиков-то было не более двух, да и второй-то – в младенческом возрасте. А были и семьи с четырьмя, пятью девчонками. Конечно же, такие семьи всегда поддерживались общим крестьянским сходом: с миру по нитке – голому рубаха, и они, естественно, выбывали из состава связки город – деревня.

Андрей Петрович старался жить размеренно, без суеты и особенно-то не выделялся из общей массы першинских крестьян. Особой дружбы ни с кем не водил. Бражничеством, как некоторые, не занимался. Но все праздники и посты соблюдал строго! Детей у Гороховых было двое – Клавдия да Владимир. По этой причине Горохов-то и не стремился расширять своё хозяйство, а полученные от продажи денежные средства всё время копил и копил, складывая их в тайник, устроенный в нише русской печки. За всю свою жизнь Андрей Петрович накопил более трёхсот екатерининских рублей. Они-то и были обнаружены после его смерти при разборке уже никому не нужной печки на кирпичи.

Все екатерининские рубли так высохли, что при попытке их развернуть быстро превращались в труху.

Вот так, дорогой мой читатель, копить всю жизнь денежки в цветных бумажках, да ещё и в печи, где всё время горячие кирпичи – пустое дело!.. А триста рублей царскими рублями – это были очень большие деньги! На них можно было бы выстроить целую деревню или купить три стада коров и стать настоящим богатеем. Но только вот Андрей Петрович боялся обнародовать своё богатство. Семья-то маленькая – сын один да дочка! Как разворачиваться-то, кому довериться?! Людишек-то без кола, без двора много было в округе. Гляди, как прознают, что мошна-то не пустая – в момент ограбят, а то и дом спалить могут. Да и умишком-то крестьянин был недалёк. Всё таился, таился! Ни жене, ни сыну про свой капитал не рассказывал. И перед смертью своей о тайнике никому не поведал. Сын знал, что у отца есть деньжишки и немалые, но любой разговор с отцом о строительстве нового дома для сына всегда заканчивался тем, что мал ещё, не дорос с отцом-то так разговаривать! А когда дело подошло к женитьбе своего единственного сына, отец раскошелился слегка, но не на хороший большой дом, а на небольшую избёнку. Всё время слушал, а что соседи скажут… Откуда, мол, у Андрея Петровича капитал взялся?! Всё скрытничал, копил, а для кого или, вернее, для чего копил-то, так никто и не узнал. А когда тайна раскрылась и стала явью, то все как-то и подувяли. Вон сын-то едва концы с концами сводит, а отец-богатей – даже и завещания-то никому никакого не оставил.

А теперь я хочу рассказать вам, мои дорогие читатели, как моя мама Клавдия Андреевна жила в семье Нечаевых после своего замужества за моим отцом – Николаем Дмитриевичем Нечаевым…

О своей жизни в семье Нечаевых мама рассказывала так:

– Нечаевы появились в Пермской губернии после смерти царя Александра III. Откуда они конкретно прибыли (появились) – я не знаю, да и отец твой об этом мне ничего не рассказывал. Всё время шутил: «Клавушка! Земля-то круглая! Могущему-то человеку всегда работёнка найдётся!»

Нечаевы жили на широкую ногу. У них было всё, как в городе. И для нас, для незамужних деревенских девушек, выйти замуж за Нечаева считалось – жить в достатке, в удовольствии и весело! А жили Нечаевы своим отдельным поселеньем – нечаевским, в двух верстах от деревни Першино вдоль левого берега реки Камы. Это был своего рода хутор или небольшая деревенька. А я бы даже назвала – казачья крепость, которую организовал и построил Нечаев Дмитрий Ильич вместе со своими двумя братьями Иваном и Петром.

Если посмотреть на нечаевские строения со стороны, то дома на хуторе стояли как бы вытянутым кругом, напоминая форму яйца, образуя внутри огромный двор, а скорее всего, площадь. Между домами стояли дворовые пристройки. Получалось что-то вроде крепости, закрытой со всех сторон. С южной стороны были большие двухстворчатые ворота на огромных кованых петлях, а рядом – калитка для прохода. С северной стороны были небольшие одностворчатые ворота, которые почти всегда были заперты. Их открывали только во время страды. Весной – во время посадки и осенью – во время уборки урожая. На востоке, в сторону небольшой речушки Малявки, на которой была поставлена Дмитрием Ильичом деревянная мельница для обмолота зерна, тоже был выход с одностворчатыми воротами и калиткой. Там можно было проехать и на телеге, и верховому на коне, но только пригнувшись.

Внутри двора были три больших собаки, четыре кошки. Днём собаки были на привязи, а на ночь их выпускали во двор. Днём собаки казались совершенно безобидными, добрыми и ни на кого не лаяли. А вот ночью, когда их спускали с цепей, они готовы были разорвать любого непрошеного гостя. Собаки были чёрной масти, ростом выше моих колен. Грудь и лапы были широкими. Морда – тупая, не такая, как у лайки. Днём южные ворота всегда были открыты настежь – заезжай, заходи любой, кому надобно или что подкупить, или лошадь подковать, или похарчевать да продуктов для своей семьи прикупить, а может быть, и какую-нибудь одежонку для себя или своей семьи справить (полушубок, шубу, тулуп, сапоги или валенки, а возможно, и дамскую сумочку с перчатками, а можно и саночки для детишек или телегу подобрать, коли лошадёнка в своём хозяйстве имеется, а может, и что-то под заказ смастерить: стол, табурет, скамейку, деревянную бочку вёдер на двадцать, а то на сорок, или шайку, или кадушку под капусту, огурцы) – у Нечаевых-то всё возможно. И зерно смолоть, и берёзовые туесочки с крышечкой под сметану заказать или заказать корзины из ивовых ветвей под бельё и под овощи, а то и для пряжи, если кто умеет прясть да ткать. У Нечаевых-то всё найдётся – если не сейчас, так под заказ – любую вещь можно справить! Кузница у Нечаевых целый день была настежь открыта. До самого позднего вечера молотками стучат и стучат. То борону правят, то подковы куют, а то обручи для бочек справляют. Народ там всё время толпится – кому-то всегда что-то надо сделать, в любое время года – хоть зимой, хоть летом.

Летом с реки Камы на телегах возили во двор валуны (большие округлые камни, оставшиеся ещё со времени ледникового периода) размером с детскую голову – весом с полпуда и более (пуд – сорок фунтов, а фунт – четыреста граммов). Округлые камни складывали поближе к северным воротам. С левой стороны площади складывали валуны весом не более пуда, а справа – валуны покрупнее. Крупные – использовали для окантовки брусчатой площади. Они служили и защитой от размывания зелёного газона во время больших и продолжительных дождей, особенно поздней осенью.

Всеми работами по укладке мостовой руководил сам Дмитрий Ильич. Он давал указания наёмным людям по укладке валунов. Малые валуны – по окраинам площади сразу за большими валунами, а поболее – в центральной части мостовой. Он указывал работникам, где подсыпать песка побольше, чтобы не было ни ям, ни луж, образующихся во время сильных дождей. Благодаря этой мостовой во дворе не было ни грязи, ни колеи, ни выбоин, как это было в других деревенских селениях. По краям брусчатки, метра на два-три ближе к постройкам, была густая очень зелёная трава, по которой мы, женщины, да и ребятишки тоже с пребольшим удовольствием бегали босиком. Особенно было приятно пробежаться по этой зелёной травке по утрам! Утром рано молодая трава, ещё насыщенная росой, приятно щекочет ножки. Ласкает, освежая их, и наполняет, и питает своим божественным нектаром, и силу, бодрость ножкам придаёт! После такого утреннего раздолья и наслаждения с упоением всё время хочется смеяться и играть, и что-то сделать доброе, большое и святое! Ну, скажу прямо – всю свою семью лелеять, и любить, и обнимать, и бесконечно счастье им дарить, и целовать и целовать! И эту прекрасную, лелеяную жизнь мне муж, свекровь и свёкор – подарили. И я в этой чаше, полной счастья и любви, жила, жила и жила! И только сейчас я поняла, как жизнь прекрасна и мила, коль ты любима бесконечно и мила… И я – любила всех и трепетно, и нежно! И до сих пор вспоминаю с упоеньем ту жизнь, наполненную верой, славой и трудом. Да! Да – трудом! Трудились все мы от рассвета до заката. И спать ложились мы – без задних ног! Убитые работой и полон рот забот! А на рассвете – чуть заря – вскочить и снова за работу до праздника весёлого, когда и поиграть, и поплясать, не грех и выспаться – хоть до утра! А поутру – подняться человеком и всех-всех благодарить!

У Нечаевых было четыре больших пятистенных дома, большая конюшня, где стояло до дюжины лошадей, своя кузница, много дворовых построек (амбаров), где хранили продукты. Был большой сарай для сена, соломы, большой коровник на семь-восемь коров, птичник – там были и куры, и утки, и гуси; сарай для овец, для свиней и коз. Была своя пасека, столярная мастерская, мельница для обмолота зерна и, конечно же – большая баня. Баню топили каждую субботу. Сперва в жарко натопленной бане мылись мужики. В бане была и большая парилка, где мужики охаживали друг друга берёзовыми вениками. После хорошей парилки мужики окунались в купель, которая всегда омывалась водой после мельницы. Вода в купели была проточная и поэтому всегда была прохладной и оздоравливающей. Сама купель была разделена на две части. Первая – маленькая (мелкая) часть купели, где купались и ополаскивались ребятишки, а затем большая – для взрослых (мужиков и баб).