Везде был странный туманный свет, который клубился, путался в траве. Казалось, будто под ногами светилась земля. Листва деревьев шумела, дистанция между людьми неумолимо сокращалась.
Лина вытаращила глаза, а после резко вскочила, развернулась, и, что было сил, побежала вглубь чащи леса. Сердце билось где-то у горла. Руки тряслись. Мимо скользили все те же темные стволы, ноги хлестали росяные цветы. Ботинки путались в зарослях, казалось, толстые стебли обвивались вокруг голеней, удерживая внезапного гостя. Или же то были игры испуганного, шокированного сознания.
Несмотря на бег, Фаренгейт быстро приближался, и девушка слышала его голос прямо над ухом. Тело не слушалось. Внезапно свет поляны пропал, и стало темно. Может, скрылся за деревьями, а может… скрылось солнце.
- Я, конечно, дам тебе здесь побегать. Но в этом лесу наверняка есть что-то более неприятное, чем я. И если ты сейчас не остановишься, то пожалеешь, что не выбрала меня.
- Уйди, уйди, оставь меня!!! - Заорала она не своим голосом. – Умоляю, уйди!!
- Куда ты бежишь? Я такой страшный? – Издевательский, жуткий смех. - Я же нравлюсь тебе.
Глаза рефлекторно расширились, Лина нервно сглотнула. «Нравлюсь»?..
Меж черных крон теперь мелькали звезды. Беглянку охватил жуткий, пронизывающий холод. А учитель приближался… хватая руками воздух рядом с ученицей.
В тот же момент она почувствовала, как падает вниз. Вокруг сгущалась тьма, что-то липкое и сырое. Пахло гнилью, старыми листьями, хвоей. А вверху горели звезды. Словно как в телескопе можно было различить их хороводы над странной пропастью. Спиной ощущалась сырая земля. Деревья вокруг, под небом, их шумящие кроны… Мох, волокнистые корни и почва застревали под ногтями, когда Каганер попыталась за что-то схватиться.
- Стой, Лина! - Послышался внезапный крик знакомого голоса. Но уже какой-то испуганный. Взволнованный. Странный.
- Нет!! - Она вздрогнула и открыла глаза. Вокруг все еще было темно, и девушка не могла понять, где находится.
Она попыталась пошевелить руками и ногами. Нервно сглотнула, осматривая черноту знакомого помещения... постепенно изображение становилось более четким. Становилось возможным разглядывание силуэта любимой бабушкиной комнаты. Пыльные шторы, кресла. Зрение привыкало.
С ужасом приходило понимание, что сейчас был не совсем сон. Это… сильно искаженное дежа-вю. К Лине возвращалась память. Отрывисто, ассоциативно. Куски прошлых событий. Куски смытых новой жизнью воспоминаний. Только было ли это правдой? В помещении постепенно светлело. Серые лучи пробивались из-за мутного стекла, казалось, обычное утро, но…
Руки и ноги оставались по-прежнему стянуты. Кружилась голова, живот подводило от голода. Было больно шевелиться, на месте крепления ремней образовались порезы. А на измученном теле легко читались синяки, и… багряные полоски.
Прислушиваясь, Каганер услышала только мерное падение капель воды и какое-то металлическое постукивание.
Она тихо выдохнула, и, рассосредоточено вращая глазами, вновь попыталась вынуть запястье из западни. Накатывали безумные мысли, например, интерес: если бы был сломан большой палец, можно ли было бы извлечь ладонь?
Скорее нет, чем да.
В коридоре за дверью послышались шаги, и Лина увидела в проеме высокий мужской силуэт. На этот раз она наблюдала лицо Фаренгейта при дневном свете, и оно было точно таким же, как и во сне на поляне. Точно таким же. Только слегка удлиненные волосы казались еще длиннее. Примерно, на сантиметр. Мужчина очень, очень не любил стричься. Но, все-таки, не настолько, чтобы отпускать полноценные длинные волосы.
