Среди овец и козлищ - страница 9

и «Танцующей королевы»[8], лето, когда Долли Партон[9] умоляла Джолин[10] не отбирать у нее возлюбленного; все мы смотрели на поверхность Марса и чувствовали себя такими маленькими. Мы по очереди мылись в ванне в одной и той же воде, чайник заполняли лишь наполовину, а воду в туалете разрешалось спускать лишь в тех случаях, которые миссис Мортон деликатно называла «особыми». Проблема заключалась вот в чем: все домочадцы сразу понимали, когда у тебя имел место «особый случай», и это как-то смущало. Миссис Мортон объявила, что пора прекратить игры с ведрами и шлангами во дворе; мало того, она вошла в группу добровольцев, докладывающих о соседях, которые осмеливались поливать садики по ночам, в темноте. (Сама миссис Мортон использовала для поливки лишь воду, оставшуюся после стирки, что не возбранялось.) «Все наладится, если мы будем действовать дружно и слаженно» – так она говорила. Но я знала, что это неправда, потому как в отличие от всех пожелтевших газонов травка у дома мистера Форбса была подозрительно ярко-зеленой.

Я слышала за спиной голосок Тилли. Он барабанной дробью отскакивал от выбеленных солнцем деревянных плашек штакетника, что тянулся по обе стороны от тропинки.

– Что ты думаешь? – спрашивала она.

Она все это время, с Соснового переулка, возвращалась к словам мистера Кризи, пытаясь сформировать какое-то мнение.

– Думаю, мистер и миссис Форбс как-то замешаны в этом деле, – выпалила я в ответ.

Она догнала меня, мелко перебирая ногами, прежде чем я успела договорить.

– Ты что же, думаешь, ее убили именно они?

– Думаю, они убили ее все вместе.

– Что-то не очень они похожи на убийц, – буркнула она. – Мама считает этих Форбсов слишком старомодными.

– Нет, они вполне современные. – Я нашла палку и начала водить ею по штакетнику. – У них даже сифон имеется.

Вообще мама Тилли всех считала старомодными. У нее были длинные модные серьги, она пила кампари и носила одежду из марлевки или газа. В холодную погоду она надевала несколько слоев этой одежды, отчего становилась похожей на кокон.

– Мама говорит, мистер и миссис Форбс очень любопытные.

– Ну, уж кому, как не ей, знать, – согласилась я.

Все задние двери в домах были открыты для проветривания, до нас доносился запах теста и противней. Даже при температуре под девяносто градусов на плитах варилась брюссельская капуста, соус капал и образовывал лужицы на полных тарелках с едой.

– Ненавижу воскресенья, – пробормотала я.

– Почему? – Тилли тоже подняла палку и принялась водить ею по штакетнику следом за мной.

Сама Тилли ничего не ненавидела.

– Просто это день перед понедельником, – ответила я. – И он всегда какой-то пустой.

– Скоро каникулы. Целых шесть недель у нас будут одни воскресенья.

– Знаю. – Палка словно вбивала мою тоску в дерево.

– И что мы с тобой будем делать на каникулах?

Мы дошли до конца изгороди, и аллея погрузилась в тишину.

– Еще не решила, – ответила я и выпустила палку из руки.

Мы шли по Лаймовой улице, от подошв сандалий отскакивала щебенка и весело разлеталась во все стороны. Я подняла голову, но солнечный свет отражался от машин и оконных стекол и слепил глаза. Я сощурилась и попробовала снова.

Тилли ничего не заметила, а вот я сразу же увидела их. Целую стайку девушек в униформах, рекламирующих автомобили «Ауди» с полным приводом, – блеск на губах, руки засунуты в карманы расклешенных джинсов. Девушки стояли напротив, на углу, и не отличались ничем таким особенным, ну разве что были старше на несколько лет. Я заметила, как они оценивают наше присутствие, измеряют на глаз расстояние на тротуаре, зашарканном подошвами и с прилипшими к нему комочками жвачки. Они были для меня закладками в книге на еще не прочитанной странице, и мне не терпелось раскрыть эту книгу и поскорее прочесть.