– Я думал, ты собирался купить елку, – сказал он.
– Я и купил. Она во дворе.
Бенджамин выглянул в кухонное окно и увидел елку, прислоненную к стене садового сарая, все еще запеленатую в пластиковую сетку.
– Выброшенные деньги, а?
– Завтра поставлю.
– Завтра поздно. А игрушки? Мама всегда что-то на елку вешала.
– Ой, неохота мне было доставать их с чердака. Может, на следующий год, когда буду пободрее. Собираешься и дальше меня критиковать или мы все же поедем?
Бенджамин глянул на часы. Всего десять минут двенадцатого. Чтобы добраться до Лоис, у них бездна времени.
– Где твоя ночевочная сумка?
– Я передумал. Можешь привезти меня после ужина обратно. Не хочу оставаться у твоей сестры, слишком хлопотно это, как ни кинь.
Бенджамин вздохнул. Перемены планов раздражали его – по эгоистическим причинам.
– Тогда мне придется с тобой тут остаться.
– Зачем?
– Нельзя же тебе быть одному в рождественскую ночь.
– Почему это? В любую другую ночь я же один. Занимайся своими делами, за меня не волнуйся. Обузой я точно быть не хочу.
Унимать неоднократно выраженный отцом страх, что он станет “обузой”, оказалось одной из немногих настоящих обуз общения с ним. Но Бенджамин уже успел понять, что спорами ничего не добьешься. Взял пакет с подарками и повел Колина к машине.
* * *
Лоис с Кристофером, Софи, Бенджамин и Колин сидели в бумажных коронах за обеденным столом, перед ними на тарелках башнями высились индейка и овощи. Настроение граничило с похоронным.
– Мы это ради папы, – с нажимом говорила Лоис брату в кухне.
– Ему не надо. Вся эта затея – пустая трата времени.
– Вот спасибо-то. Очень по делу. Лучше б я тогда дома осталась.
– А это не твой дом разве? Последнее время мало кому это понятно.
Ели почти в полном молчании. Бенджамин пытался прочитать вслух шутки, написанные на хлопушках, но они показались затасканными, не искрометнее случайных цитат из какого-нибудь угрюмого фильма Ингмара Бергмана. Улыбалась одна Софи, но, как выяснилось, не шуткам, а полученному текстовому сообщению.
– От кого это? – спросила Лоис, как способна спросить лишь мать.
– От Иэна, – ответила Софи. – Просто желает мне счастливого Рождества.
– И где же он сам его проводит?
– С матерью.
– Новый парень, – пояснил Кристофер своему тестю, произнеся эти слова громко и медленно, ошибочно полагая, что Колин глохнет.
– Здо́рово, – произнес Колин. – Пора бы уже. Вам обоим не помешали бы внуки.
Софи отхлебнула вина и сказала:
– Бежишь впереди паровоза, а, дед? Он пока даже не мой парень. Всего два свидания было.
– Ну кому-то же надо продолжать род, – напирал Колин. – Остальные не очень-то преуспели в этом деле.
– Уймись, пап… – встрял Бенджамин.
– Нас за столом пятеро. И это всё? На большее вы, ребятки, не способны? Мы с вашей матерью родили троих. Я думал, к этому времени в мире будет чуть побольше Тракаллеев.
Молчание, последовавшее за этим выплеском, оказалось самым неловким и глубоким, чем все предыдущие. Семья за столом знала то, чего не ведал Колин, – у Бенджамина уже была дочь, жившая в Калифорнии, но он с ней не общался.
– Уверена, Пол скоро найдет себе кого-нибудь в Токио, – сказала Лоис. – Наверное, приедет тебя навестить через несколько лет с целой армией миленьких детишек, наполовину японцев.
Колин скривился и накинулся на брюссельскую капусту.
После обеда пошли прогуляться – все, кроме Колина. Он рухнул на диван с “Радио таймс” и заныл, что нечего смотреть по телевизору.
