Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года) - страница 6

И пришлось поверить в войну. Ну, в вероятность войны. Скорой войны. Пришлось приводить войска в повышенную боевую готовность, да и к донесениям разведчиков относиться повнимательней. Особенно к свежим, последним: в первую очередь к тому, что Воронцов^>14 мне семнадцатого отправил. Четко написал: нападение Германии произойдет двадцать второго июня в три тридцать утра. Дорого яичко ко Христову дню: раньше я плевал на всю подобную писанину, но тут прочел. С интересом прочел – и к письму, и к его автору – даже в Москву его вызвал.

И как раз двадцать первого с ним встретился – не с глазу на глаз, человек девять нас было. Не только "заведующие"^>15 с военными наркомами, я и Сафонова^>16 позвал – ведь должен был встать вопрос о всеобщей мобилизации. И встал этот вопрос, со всей остротой встал. Неофициально, конечно: "мобилизация является порогом к войне; пересечешь его – и примешь на себя ответственность за агрессивную войну". Прав Шапошников, и я прав, раз его с полным одобрением цитирую. Оба правы. И потому ни один умный человек теперь не может думать, что немцы нанесли по нам превентивный удар. Сказать может (если подлец, конечно), но думать – нет.

В общем, где-то с часок поговорили, на полчасика прервались. И через эти полчасика Тимошенко с Жуковым принесли проект новой директивы.

Но я даже не стал брать ее за основу. Конечно, держал ее в руках, когда диктовал свой текст, но использовал при диктовке не суть директивы – стиль. Им, военным, виднее, как давать команды, но что должно быть в командах – виднее товарищу Сталину. Правда, подписывать документ сам не стал, поручил собеседникам.

Но Бог с ней, директивой – она теперь история, а история принадлежит богу. – Сталин ухмыльнулся – Что, страшно? Бога вспоминаешь? А ведь в ту ночь не о боге думал – о Гитлере, да его здравом смысле. О своем не думал – он же у тебя есть. В самом деле, есть?»

В ночь на 22 Сталин заснул (задремал, точнее) часа в три. А в четыре его разбудили – война.

«Сперва все было понятно – по крайней мере последовательность собственных действий. Первым делом нужно было понять обстановку. Спросить у Тимошенко: "Не провокация ли это немецких генералов?". А услышав ответ наркома: "Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация?" – все же попытаться остановить войну.

Он тогда сказал Тимошенко и Жукову: "Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы бомбят и свои города…" И после короткой паузы прибавил: "Гитлер наверняка не знает об этом. Надо срочно позвонить в германское посольство".

Вячеслав все правильно понял – не о посольстве речь шла. По крайней мере, не в первую очередь. Был другой канал, в том письме указанный, начать надо было с него. Но молчал канал, зато посол на встречу напрашивался. И, получив аудиенцию, вручил Молотову ноту.»

Война…

«Война – так война, надо командовать. Двенадцать часов командовал. Кем командовал, чем командовал? От войск информации нет, до командующих не дозвониться, а дозвонишься – они и сами ничего не знают. Повышенная боевая готовность это у них называется: сидеть в своих штабах на толстых задницах… Или тощих, какая разница – главное, чтоб круглосуточно. Как крыса в сейфе. Чиновники в зеленых мундирах, бумаги пишут, по телефону, если работает, говорят – этим и отчитываются. Имитаторы….

Плюнул, ушел в кремлевскую квартиру, думал, звонил, что-то писал. Может, даже и поспал, но – в кресле. В три часа ночи – двадцать третьего уже – вернулся в кабинет, три часа поруководил, опять домой, опять телефон, опять мысли, и опять кабинет. И так – до полвторого сегодняшней ночи.