Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2 - страница 64



. (Насколько известно, он пытался учить персидский язык, так как мечтал прочесть стихотворения средневекового эрудита Омара Хайяма в оригинале [484].) Менжинский вернулся к работе лишь 8 июня 1931 года, и то лишь частично [485].

Сталин мог бы воспользоваться этими интригами, чтобы возвысить кого-либо из своих фаворитов, например Евдокимова. Последний знал, что Сталин не испытывает нежных чувств к Ягоде, но он недооценил страсть диктатора к насаждению раздрая в органах и его нелюбовь к тому, чтобы чекисты навязывали ему кадровые решения. 15 июля 1931 года Сталин отправил Евдокимова на отдых в курортный город Кисловодск, а десять дней спустя назначил первым заместителем главы ОГПУ Ивана Акулова (заместителя начальника Рабоче-крестьянской инспекции). Ягода номинально стал вторым заместителем. Кроме того, на новую должность третьего заместителя Сталин выдвинул Балицкого [486]. Назначение в заместители главы ОГПУ чужака Акулова стало ответом Сталина на критику беззаконий ОГПУ [487]. Должность Балицкого на Украине досталась Станиславу Реденсу, свояку Сталина (он был мужем сестры Надежды Аллилуевой). Евдокимов был поставлен во главе ленинградского ОГПУ вместо Филиппа Медведя (переведенного в Белоруссию), но затем Политбюро все переиграло [488]. Медведь остался на прежнем месте, а Евдокимова отправили в Среднюю Азию [489]. Перемещаемых предупреждали, чтобы те не «брали с собой близких к ним сотрудников из местностей, которые они покидают при переводе с одного места на другое» – с этой практикой, сложившейся в кланах, не мог покончить никакой указ [490]. Именно благодаря клану Сталин пришел к власти и распоряжался ею.

Тем временем нарастал глобальный финансовый кризис, но насколько Сталин разбирался в этих событиях и насколько обращал на них внимание, не ясно. Две трети мирового золотого запаса принадлежали Франции и США, но финансовые власти этих стран старались не допускать роста денежной массы, следствием чего был приток золота и глобальная дефляция. 6 июля 1931 года Франция неохотно приняла предложение Герберта Гувера о годичном моратории на межгосударственные платежи, включая и германские репарации. Гувера беспокоила перспектива дефолта Германии, ставшего вполне возможным после того, как весной 1931 года разорился Creditanstalt – крупнейший австрийский банк, основанный Ротшильдами и считавшийся несокрушимым (но страдавший от нехватки ликвидности из-за попыток сохранить прежнюю промышленную структуру страны). Это, в свою очередь, спровоцировало набеги клиентов на банки в Венгрии и Германии и атаку на фунт стерлингов. 8 июля был введен жесткий контроль над всеми германскими валютными трансакциями, но пять дней спустя один из немецких банков все же обанкротился. Английские должностные лица нападали на Францию за ее неуступчивость по отношению к Германии с ее проблемами. «Надо повторять снова и снова, – записывал в своем дневнике (22 июля) британский премьер-министр Рамсей Макдональд, – наш враг – Франция» [491]. В Англии еще острее стали осознавать необходимость «исправить» Версальский договор.

Несмотря на сильное напряжение, в котором жил Сталин, он редко разражался вспышками гнева, хотя 5 августа 1931 года на заседании Политбюро он яростно обрушился на товарища с Кавказа, не снявшего тюбетейку [492]. На следующий день – судя по всему, последний перед отъездом из Москвы – он собрал импровизированную «комиссию» Политбюро с целью составить партийный циркуляр о событиях в ОГПУ. В нем объяснялось, что уволенные оперработники «вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ», распуская слухи о том, что «дело о вредительстве в военном ведомстве является „дутым“ делом»