Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2 - страница 75



. Десять дней спустя Карахан предложил гарантии советской сдержанности японскому послу Хироте, который втайне сообщал Токио, что тот может делать в Маньчжурии все что ему угодно [592]. Втихомолку советское правительство обещало признать Маньчжоу-Го, продать Японии КВЖД и начать переговоры о рыбной ловле, нефтяных концессиях и торговле, требуя, чтобы взамен Япония перестала спонсировать антисоветские эмигрантские группировки, но Токио выказывал безразличие. Советскому послу в Токио было приказано донести до японцев, что Москва не даст себя запугать [593]. Впрочем, выбор у Сталина был невелик. К тому моменту завершились переговоры по поводу пакта о ненападении с Финляндией (21.01.1932) и с Латвией (05.02), а также впоследствии (04.05) был подписан пакт с Эстонией, однако переговоры с Румынией зашли в тупик из-за аннексии Бессарабии, оспариваемой Советским Союзом [594]. Переговоры с Францией шли мучительно и увенчались успехом лишь поздней осенью [595].

Сталин получал свежие донесения, что Варшава не отказалась от попыток дестабилизировать Украину и по-прежнему готова совместно с Японией напасть на СССР [596]. Тем не менее переговоры с Польшей в конце лета принесли плоды в виде пакта, хотя он и был заключен всего на три года. Германские опасения оправдывались: Сталин уступил требованию Польши вставить в текст договора положение о нерушимости границ последней [597]. Однако Ворошилов в письме (12.03.1932) советскому послу в Берлине горько сетовал на то, что верховное командование Рейхсвера лишь по необходимости «с нами „дружит“ (в душе ненавидя нас)» [598]. Пакты с Польшей и Францией фактически положили конец неудачным попыткам СССР установить особые отношения с Германией, основанные на том, что обе страны были париями в Версальской системе. Неизменной целью этих усилий было предотвращение создания антисоветского блока, чего на данный момент и удалось добиться при помощи торгового договора с Берлином 1931 года и пактов о ненападении с Варшавой и Парижем 1932 года [599]. Тем не менее для советской разведки, одержимой навязчивой идеей борьбы с эмигрантами, мотивы действий иностранных правительств оставались загадкой [600]. К тому же у СССР не было союзников. Пакты о ненападении были заключены с врагами [601].

Призывы к отступлению

Во внутреннем докладе наркомата земледелия, поданном в начале 1932 года, отмечалось, что крестьяне сотнями и тысячами выходят из колхозов и в поисках пропитания наводняют промышленные города [602]. Политбюро сократило в городах нормы выдачи хлеба для лиц, получавших продовольствие по низшим (2-й и 3-й) категориям снабжения, – эта мера затронула 20 миллионов человек. Выдавать было нечего [603]. Сталин знал об этом. Но всякий раз, как он соглашался уменьшить задания по хлебозаготовкам, всякий раз, как он допускал, чтобы не были созданы стратегические резервы, и без того низкие нормы снабжения для рабочих приходилось снижать еще больше, а кроме того, прекращался вывоз зерна, что ставило под удар военно-промышленное развитие. Первая доменная печь на Магнитогорском металлургическом комбинате была с большим опозданием наконец задута в начале 1932 года – в страшные морозы и в ужасной спешке, – чтобы успеть к началу XVII партийной конференции. Были введены в строй два гигантских химических завода, первый алюминиевый завод и завод по производству шарикоподшипников, а с конвейера на Нижегородском автомобильном заводе скатились первые четыре грузовика. Но все это была только видимость. В новой доменной печи в Магнитогорске стал проседать купол, и ее пришлось полностью перестраивать. Промышленное производство весной 1932 года топталось на месте или даже сокращалось