И вот теперь ждали новой атаки озлевшего немца, после которой, по всей линии обороны готовилась ответная контратака. Успех её был под большим вопросом. Уж очень сильно закрепился враг в заводских корпусах, превратив их в неприступные цитадели. Цедя сквозь зубы горьковатый дым «Беломора», вглядываясь в линзы оптического прибора, он, как беркут добычу, высматривал опорные заставы противника, расположенные вне непосредственного поля зрения…и приходил к неутешительным выводам. На память сам собой приходил тот злополучный день, тот роковой шквал огня, когда их 100-я дивизия, усиленная танками и самоходками резерва, взвихряла пыль по горячему суглинку, в районе Щигры и Волочанска…Тогда, сотрясая землю, сверкая сталью, наступала грозная советская броня…Шли в атаку по кромке ада! Сквозь дым и огонь, сквозь ливень свинца. Враг был выбит, плацдарм взят, но како-ой ценой!..То была Пиррова¹ победа. Вся долина и взгорье, став красными от крови, – чернели трупами наших солдат. Два полка, здоровых сильных бойцов полегли там…Две тысячи солдат потеряла тогда дивизия…
Горячи в памяти были и недавние потери ударного сводного батальона подполковника Соболева, контратака которого захлебнулась собственной кровью у заводских корпусов «Баррикады» и «Красного Октября»…
Нынешний расклад, без ликвидации, «осиных гнёзд» фашистов в промышленных терминалах, не сулил ничего – кроме новых огромных потерь. Ни для кого не секрет: позиции их 472-го полка, в который помимо личного состава комбата Танкаева входили стрелковые батальоны майора Воронова и подполковника Соболева, – находились на острие наступления XΙV танкового корпуса генерал-лейтенанта Хубе, в контингент которого
¹ Пиррова победа (от имени эпирского царя Пирра, одержавшего над римлянами в 3 в. до н.э. победу, стоившую ему чудовищных жертв) – сомнительная победа, не оправдывающая понесённых за неё потерь.
входил и элитный танковый батальон тяжёлых танков, под командованием его давнего «приятеля» – штандартенфюрера СС Железного Отто.
…Продолжая трудить глаза, плавно двигая перископом, он увидел в районе промзоны большое бельмо взрыва, раскалённую медузу ртутного пара, кудлатый кочан ядовитого дыма…сквозь который призрачно проявилось бледное, как лунный кладбищенский свет лицо фон Дитца, похожее на зловещую посмертную маску. Магомед внутренне содрогнулся – маска холодно улыбнулась ему, будто сказала: «Жду тебя. До скорой встречи в аду». От неё веяло колдовской силой Зла, надменной, уверенной, непоколебимой.
Комбат оторвался от перископа, провёл ладонями по лицу, будто смахнул с него холодную, липкую паутину дурного сна.
Прочь шайтан! Он верил в свою удачу. Верил в не оставлявшую его, хранящую силу, с самого детства проводившую по самому краю, когда под ногами начинали сыпаться камни, и он, семилетний, колебался на шаткой кромке, за которой обрушивалась синяя клубящаяся туманами бездна мерцающей змейкой реки.
…Когда немецкие пулемёты и автоматы под Москвой в 41-м выкашивали-выбивали вокруг боевых товарищей, и они, кропя своей кровью пористый наст, умирая, ползли в лес, а их пробивали сердечниками, и пуля сочно ударила в сосну меж его судорожного растопыренных пальцев, обожгла раскалённой корой.
…когда в пылавшем Воронеже, они прыгая по трупам, заняли первый, второй, а затем и третий этаж особняка в котором находилась комендатура гитлеровской фельджандармерии.
