– Во, считай пришли. Мои следы. А вот и сумка с удочкой, – Ведомир остановился и показал рукой на примятую траву. – Вон там девоньки, видите? – Марина и Женя стояли позади Ведомира, который вытянул руку в правую сторону и указывал на слишком высокую ненормальную траву, с чересчур перенасыщенным зелёным цветом, аж глазам смотреть неприятно и почему-то больно. Сначала они отвели взгляд, потом и вовсе отвернулись. В глазах защипало, проступили слёзы.
– Ведомир, ты что раньше всех втихаря луком здесь всё усеял? Натоптал, наломал поле ядрёное и поиздеваться над нами решил, аж глаза слезятся.
– Не-ет, – Ведомир сам диву дался, рассматривая стебли травы толщиною с трость словно бамбук, и высотою ещё больше, чем с утра. Выросли почти по пояс. – Ну и ле-еес етить, топором колотить. С утра ещё не такой был. Когда ж он вырасти успел? Ну-ка, стойте здесь, около вещей моих. Я попробую туда пробраться. Разгребу эти джунгли и покажу, что там.
– Ну давай Ведя. Токмо особо не пужайся. А то кто ж нас, дам беззащитных, от страху дикого да неизвестной жути зловещей, что предстанет пред глазами, защищать да успокаивать будет? – они притихли немного. Лужайка высоченной непонятной травы необычно зелёного цвета дело конечно необычное когда в округе всё по-другому, но страх и волнение в женских сердцах пока не вызывало.
Погода испортилась за минуты. Поднялся ветер, заполняя голубое утреннее небо серыми косматыми тучами. Постепенно оно разделилось на две полосы – серую, внизу на горизонте, и верхнюю, из тёмно-баклажановых облаков. Ветер становился всё сильнее. Поднимался громкий шум с протяжными завываниями и шелест. Шаги Ведомиру давались с большим трудом. Порывы воздуха били в лицо, во всё тело, словно не пускали и хотели его сдуть. Стебли травы, которые стали тонкими деревцами, имели чрезвычайную гибкость. Сильно качались, хлестали его по лицу и всему телу. Били так сильно, что несколько раз Ведомир всё-таки пропустил внезапные удары. На лице образовались сильные порезы, как от плети, которой избивали непокорных и плохо работающих в древности рабов. В момент удара он вздрагивал и жмурился, перед глазами мелькала яркая вспышка света с последующим тёмно-бордовым угасанием. Парой секунд позже проступала сильная жгучая боль, словно в эти глубокие надрезы на лице напихали раскалённые угли. Она распространялась по лицу, растекалась по всей голове. Чувствовал как из ран по лицу текла и капала тёплая кровь. Она падала на здоровенную траву и ладони. Пробиралась всё глубже, касалась земли и пачкала красным стволы этого сочного, тёмно-зелёного, травяного леса.
Женщины стояли позади и что-то кричали. Он их не слышал. Не мог разобрать ни слова. Ему было страшно, но он просто не мог отступить. Даже развернуться всем телом, повернуть голову. Несколько метров до цели казались ему километром, не меньше. И вот, когда он был должен увидеть то самое детское тельце из костей – его там не оказалось. Только след на земле. Внушительных размеров ожог, который полностью совпадал с очертанием маленькой фигуры. И трещин тоже не было. Они превратились в лысые, полностью лишённые травы, сильно выпирающие рубцы. Он ничего не понимал. Тело… Оно же было здесь. Лежало. Вот след от него. Отпечаток. Прибор молчал. Не реагировал, подтверждая, что здесь абсолютно безопасно. Высоченная трава шумела, издавая сипящий воющий звук, словно что-то хотела ему сказать.
