И вышел. А финн остался.
– Э-э, – протянул Лазарь Иванович. – Васенька, не будешь ли любезен… Там, в буфете, настойка… Накапай старику…
Покосившись на неподвижного, как истукан, Юхана, я подошел к буфету, извлек рюмку и бутылку. Вынул пробку, наполнил рюмку и протянул ее Лазарю Ивановичу. Скрипнула дверь. В комнату заглянул Митяй.
Увидев его, финн оскалился в широкой белозубой улыбке и сграбастал парня за шкирку.
– Ити сюта, петури… – сказал он и тряхнул Митяя, как тряпичную куклу.
– Эй, это нечестно! – вскрикнул Митяй. – Я же все рассказал…
– Расскасал наам, расскашешь и труким, так? – финн весело подмигнул Лазарю. Тот застыл с каменным выражением лица.
Финн, громыхая ножищами, выволок Митьку из комнаты и поволок к выходу. Тот заверещал что-то, но тут же захлебнулся. Твою мать.
– Слушай сюда, Саня! – быстро зашептал Лазарь Иванович. – Сам понимаешь, положение аховое… Нормально работать под приглядом этого чухонца мы не сможем, лавочку надо закрывать, но мне, старику, так быстро не соскочить… Подготовиться надо. Придется вам со Степкой провернуть еще одно дельце, довольно бессмысленное, но шумное… Подломите интендантский склад… Там ничего путного – бэушное обмундирование да обосанные матрасы из госпиталей, но надо устроить так, чтобы не мы, а поручик на этом деле погорел.
– Я подумаю, – кивнул я. – Где Степка?
– Общак ховает, – ответил старик. – Знаешь, у нас как в «Двух капитанах», бороться и искать, найти и перепрятать…
Заскрипели ступеньки на лестнице. Такую тушу они безропотно не принимают. Бах-бах, раздались шаги совсем рядом с нами и в апартаментах часовщика вновь нарисовался чухонец. Не сотрешь.
– Где этот засранец? – спросил я, принюхиваясь не пованивает ли порохом.
Выстрела я не слышал, но ведь громила мог воткнуть ствол пацану в живот и спустить курок. Все равно, что стрелять в подушку.
– Оттал патрулю, – неожиданно тонким голосом пропищал гигант. – Там у меня прательник. Потержат в кутузке то утра, а потом в оврак и к апостолу Петру на сут…
– Это ты сам такой отличный план придумал, или тебе Серебряков подсказал? – язвительно протянул я. С облегчением, которого, надеюсь, простодушный Юхан не заметил.
– Не тфое тело, Фася, – огрызнулся финн.
– Сам же сказал, что Митька предатель, и проболтается на раз-два, – сказал я.
– Не прополтаается, – махнул рукой финн. – Снает, что тогда мамка его…
Он многозначительно чиркнул пальцем по горлу.
Ага, вот, значит, как Серебряков прихватил Митьку за жопу… Ладно. Пока что он живой, и то хлеб. До утра надо его вытащить.
– Ну что вы тут пез меня притумали? – поинтересовался Юхан. – Токоворились, что епнете меня по колове, пока я путу спать?
– Да вот думаем склад подломить в Крестах, – задумчиво произнес Лазарь Иванович. – Ты в деле?
– Я в теле.
– Ну и отлично! – сказал я. – Вы тут все перетрите, а я пойду. Мой дядя, князь Сухомлинский, ждать не любит.
– Иди, сынок! – откликнулся старик. – Мы с Юханом все обмозгуем, а потом я за тобой пришлю.
Кивнув чухонцу, который отчетливо скрипел мозгами, соображая стоит ли ему меня отпускать, я вышел из комнаты. Ссыпался по ступеням, выскочил в дивный апрельский вечер. От дома Марфы до полицайского участка, в котором служили финны и эстонцы, было около километра. Придется помесить грязь. Штиблеты очищу у Рубина. Завтра у нас очередной контакт. Надеюсь, будет весточка из отряда. Как там Наташа? Совсем ли Лаврик с особистом подмяли под себя Слободского, или тот все еще трепыхается? Последнее время что-то не слыхать об успехах партизан. Хорошо хоть Свободное держится.
