Второй раз Кир пришел в себя уже в глубоких сумерках. Теперь его внимание привлек слабый жалобный стон, доносящийся откуда-то из-за головы. Надо бы обернуться и посмотреть, но бывший гвардеец по-прежнему чувствовал себя обессиленным.
Может быть, на привале удастся?
Ведь должен же быть привал! Ни одна лошадь не способна тянуть телегу круглые сутки подряд.
Кир прислушался – не подаст ли кто команду привала.
Нет. Все то же поскрипывание осей, тяжелое «топанье» копыт в раскисшую глину. И еще неуловимо знакомый звук. На что же это похоже? Прачки бьют вальками по белью? Откуда они здесь? И тем не менее… Тяжелые, «влажные» шлепки. Будто великаны дают друг другу пощечины…
И тут его осенило.
Топот босых ног по земле…
Словно пощечины.
Пощечины, пощечины, пощечины…
Широкие ступни глумились над землей, которую люди пытались, но не могли отстоять.
Дроу?
Парень рванулся, силясь подняться.
Неужели он в плену у остроухих?!
Его порыва едва хватило на то, чтобы зацепиться кончиками пальцев за бортик телеги.
Внезапная боль в ногах (хвала Триединому, раз болят, значит есть!) заставила тело выгнуться дугой, бросила обратно на влажную солому.
Тут же кто-то схватил его за плечо, в ухе зашелестел быстрый, сбивающийся шепот:
– Лежи, лежи, гвардеец… Не двигайся…
Чей это голос?
Кажется знакомым, но вроде бы ни на кого из наемников не похож…
Где он мог его слышать и запомнить?
– Лежи смирно…
Телегу ощутимо качнуло, и на фоне темного неба возникли неясные очертания головы со вздыбленными жесткими волосами, лупатые глаза с вертикальными зрачками глянули в упор.
– Мин’т’эр! Эешт’! Г’аар’та![7]
У щеки что-то свистнуло, обдавая ветерком. Может быть, конечно, тесак, а может быть, и просто ладонь.
Из всей фразы Кир понял только первое слово. И то потому лишь, что слышал его от дроу перед началом боя у моста.
– Ха лаб’хэйр! Ха т’ейтц! Б’хейт маэр![8]
Не дождавшись ответа, остроухий спрыгнул с телеги.
Вновь босые широкие ступни зашлепали по земле.
Шлеп, шлеп, шлеп…
Под эти звуки Кир закрыл глаза. Разум отказывался осознавать происходящее. Он в плену у дроу. Они везут его куда-то. Причем не только его. Здесь, на повозке, самое меньшее, трое раненых людей.
Кто они?
Неужели кто-то из банды[9] Кулака выжил?
Тогда остается надежда. Ничего, остроухие демоны, орите, пугайте, угрожайте сколько вашей душе угодно (если она у вас есть, конечно). Мы еще поборемся.
Молодой человек вздохнул умиротворенно и, несмотря на бедственное положение, уснул.
Острая боль в ногах вызвала невольный стон.
Кир охнул, открыл глаза.
Четверо дроу бесцеремонно вцепились в него, стягивая с телеги, словно мешок с ненужным хламом. Двое за руки, двое за ноги. Тьялец зашипел сквозь зубы. Браниться или просить снисхождения он счел постыдным.
Остроухие подтащили парня к небольшому костерку, чьи пляшущие огоньки укрывались от мороси навесом из еловых веток, швырнули на грязную землю. Рядом уже корчился, поскуливая, человек в драной рубахе.
Кто?
Кир повернул голову набок, пытаясь в слабом отсвете костра различить черты лица, а когда узнал раненого, едва не взвыл от разочарования и злости.
Вензольо!
Картавый каматиец из числа отданных в солдаты студентов. Мудрец выловил его из Ивицы во время штурма Медрена.[10] Зачем, спрашивается? По мнению Кира, трусоватому южанину лучше было бы утонуть. Так ведь нет… Мудрец выловил, Антоло распознал старого знакомца – они дружили еще во время учебы в Аксамалианском университете, хотя в последнее время не выказывали друг к другу особой приязни, а Кулак разрешил остаться в отряде. Видите ли, уж очень хотел Вензольо стать наемником. Ну прямо с детства мечтал!
