Стать верным, или Опрокинутый ад - страница 12

Старик: Меня это тоже поразило. Конечно, это не может означать, что устроение души тех, кто слушает классику, лучше, чем у тех, которые слушают рок, и наоборот. Там же, в «Кин-дза-дза», показана ещё одна цивилизация, планеты Альфа, на которой всё эстетически изысканно, однако негожих людей превращают в кактусы… Но важно, что эстетическое чувство и религиозное чувство укоренены в природе человека.

Бармен: Те, кто слушает попсу в большинстве, – вполне приличные люди.

Старик: Важно то, что эстетическое чувство меломана более сложное. И также важно то, что оно требует усилий для постижения. Точно так же и в вере. А кто прав, рассудит только Сам Бог.

Бармен: Вы хотите сказать, что у верующего человека – особое устроение души?

Старик: Безусловно. Но был такой композитор – Дмитрий Кабалевский, который учил классике детей. И практически все его ученики её прекрасно воспринимали. То есть и вере научить можно.

Бармен: Понятно.

Старик: Но я не имею права молчать и не свидетельствовать о своей вере. Более того, если я прихожу к убеждению, что вера другого оказалась больше и вернее моей, то я не имею права оставаться в русле предыдущей традиции, как, например, это сделали, приняв Православие, поэт Онегин Гаджикасимов, философ Семён Франк, режиссёр Марк Захаров и многие другие из мусульман или евреев. Наверное, есть и обратные примеры, хотя на моей памяти столь же ярких нет. Не думаю, что можно привести в пример баптиста (или методиста?), короче, протестанта Кассиуса Клея, ставшего мусульманином Мухаммедом Али…

Бармен: То есть Вы принимаете только христианскую точку зрения?

Старик: Исключительно! Причём в её православной традиции.

Бармен: А как же веротерпимость? Если Бог действительно Един и лишь воспринимается по-разному, как эти разные представления людей уживаются между собой там, наверху? Почему, решив в чём-то уступить иноверцам, Вы это делали бы в угоду им, а не Ему? Мысли-то о Едином Боге не с потолка берутся…

Старик: Я понимаю субъективность моего восприятия, но оно для меня сверхобъективно. Поэтому, каким образом и на что я могу променять своего Бога или хоть как-то ума́лить Его даже в угоду мирного отношения с другим пониманием веры, мне непонятно, и этого я попросту не допускаю. Я понимаю, что и он, другой, воспринимает Бога в тех же самых личных регистрах. Я уважаю его восприятие, понимаю, что он, так же как я, никак не может своими взглядами поступиться, но принять их я ни в коем случае не могу, потому что Бог – мой, а не общественный. Он не есть нечто среднестатистическое! Следовательно, парадигма «вера – истина» тоже вполне приемлема.

Бармен: Вы хотите сказать, что всё дело в личном ощущении истины?

Старик: Конечно. Поэтому и остаётся мне принимать и исповедовать своего Бога, и не отрекаться от Него, и при этом принимать любого другого человека с его верой, которая мне не близка, но которая при этом никак не мешает мне принять этого другого. Важно понять: я не другого человека не принимаю, я веру иную принять не могу.

Бармен: Платон, по слухам, считал любовь разновидностью творчества.

Старик: Это здо́рово! Ибо и к любви, и к истине невозможно относиться нетворчески. Соответственно, вариант «вера – творчество» также невозможно оспорить, и Платон абсолютно прав! И платоников ценю, хоть и указ мне только Христос и Церковь.

Бармен: Значит, за веру Вы всё-таки готовы отдать жизнь?