Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой! [8]
Впрочем, поскольку уж и физический мир двойственен, и электрон – одновременно и волна и корпускула, отчего же не сделать и обратный ход и не представить ДУШУ, ТОСКУ и СУДЬБУ предметно, геометрически?
Лучшие литературные произведения, а русский мир – это прежде всего мир русской литературы, – имеют форму КРЕСТА. У Бориса Пастернака (кстати, предсказавшего теорию вероятностей своим видением мира как того, что «скрыто за шевелящимся занавесом») поэзия названа «высокой болезнью». На линии СУДЬБЫ – «болезнь», на линии ДУШИ – «высокая», ниже линии судьбы, там, где мир человеческого переживания, – ТОСКА… Тоска – это вопрос без ответа: «Откуда противоречие между высокая и болезнь»?
«Мертвые души» Гоголя состоят из дороги – СУДЬБА, и брички, катящей за мертвыми ДУШАМИ – ТОСКА, а надо бы – к Богу…
Онегин в поиске-пространстве – СУДЬБА, как и Печорин, впрочем, через ТОСКУ свою и других, себя тянет к покаянию, хотя бы внутри себя, самого, – а на самом деле нас, нас, грешных, незаметно тянет к ДУШЕ. Раскольников и князь Андрей – очевидно…
И сегодня никуда не ушли и сохранились в полном объеме ДУША, СУДЬБА и ТОСКА. Но что-то к ним прибавилось…
Что?
Анна Вежбицкая, которая продолжает пристально наблюдать за русским словарем, над его ключевыми словами и делает выводы о наших ядерных ценностях [3, 9], обращает внимание на частотность использования русских слов по сравнению с английскими, и вот одно из ее наблюдений.
Сегодня мы, русскоговорящие, в четыре, в пять, иногда в пятнадцать (!) раз чаще употребляем слова дурак, глупый, идиот, ужасно, страшно, ужас, чем англоговорящие – слова fool, stupid, idiot, terribly, awfully, притом, что аналога русскому слову «ужас» вообще нет. Как минимум, это говорит о том, что «русская культура поощряет „прямые“, резкие, безоговорочные оценочные суждения, а англосаксонская культура – нет» [3: 32].
Наверное, этим – глубоко укорененной в каждом из нас культурной особенностью, национальной тягой к резким суждениям, в последние годы вышедшей наружу, – плюс, конечно, и какие-то политические факторы, вызван слабо объясняемый другими способами «Болотный нонконформизм» и прочая митинговщина 2011—2012 годов. Объясняется и трудно объяснимый «высокий рейтинг матерщины», вылившийся Крымским потопом на центральные улицы вполне приличных, внешне цивилизованных русских городов самого последнего нашего времени. И повальная ругань всех со всеми в Рунете…. И вот это было бы очень грустно, это могло бы говорить о том, что в нашей триаде ДУША, ТОСКА, СУДЬБА в последние годы вольготнее всех себя чувствует вторая.
Но есть и иное. Несмотря ни на какие времена и обстоятельства, русские ПРАВДА и РОДИНА – очень частотны, например, по сравнению с английскими truth и homeland, по сравнению с подобными словами других языков, – как и всегда это было! – намного частотнее, то есть у нас всё так же фантастически в чести.
А это значит, что наши ядерные ценности, нашу культуру, наш язык не так-то просто не то что поменять – хоть немного изменить.
Литература:
1. Wierzbicka A. Dusha (=Soul), Toska (=Yearning), Sud’ba (=Fate): Three key concepts in Russian language and Russian culture // Zygmunt Saloni (ed.): Metody formalne w opisie jezykow slowianskich. – Bialystok: Bialystok University Press, 1990. P. 13—36.
