Степь 2. Расцвет. Часть первая - страница 20



Как звались их народы, они понятия не имели и никогда этим вопросом не задавались. Когда Асаргад впервые столкнулся с этим феноменом, то поначалу его посетило чувство брезгливости и презрения к этим людям. «Безродные» – подумал он тогда, – «дикари без памяти предков и племени». Но со временем, когда понял, что память предков этих «дикарей» в значительной степени превосходит то, чем так кичатся люди в его краях, он впервые призадумался над этим явлением и размышления на эту тему, вернее их результат, даже обескуражил его самого.

В тех краях, где он родился и вырос, принадлежность к тому или иному народу, к тому или иному племени, роду, имела первостепенное значение. Именно по праву рождения определялся статус человека, его значение в глазах остальных, определялись права и обязанности.

Отцы, рассказывая сыновьям о предках рода, раздувались от гордости за своих прадедов и заставляли надуваться значимостью от этого своих отпрысков. Вожди племён поднимали до небес легендарное прошлое своих племён, заставляя соплеменников гордиться своей принадлежностью именно к своему племени. Каждая царская власть выпячивала уникальность и избранность своего народа, страны, города, плюя с высока на других и втаптывая чужаков в придорожную пыль, заставляя во чтобы-то не стало гордиться тем, что ты являешься частичкой былой славы прошлого.

Именно гордость за страну, где ты живёшь, принадлежность к великому и обязательно древнему народу, заставляет жителей поднимать флаги, браться за оружие и идти убивать других, не таких «великих» и «древних», а значит почему-то не имеющих право сосуществовать рядом с избранным и таким славным народом как они.

Притом, как в первом, так во-втором и третьем случаях гордиться требовалось за далёкие, прошлые заслуги, правоту которых проверить не представлялось возможным, и вся эта гордость строилась исключительно на вере тех, кто воспевал бывших героев и их подвиги.

А здесь ничего этого не было. Степняки знают своих предков по кличкам и прозвищам на глубину в несколько десятков колен. Помнят их дела, поступки и проступки. Они не делают из них ни кумиров, ни идолов, ни героев. Они о них просто помнят. Притом помнят такими какие они были на самом деле со всеми их хорошими и плохими качествами. И несмотря на всю свою непохожесть между собой, умудряются оставаться равными и даже родственными друг другу.

Результатом раздумий на эту тему стало осознание у Асаргада того, что понятия «нации», «народа», «племени» и «рода» – это не порождения «цивилизации», как ему изначально казалось, а сознательное порождение «власти», притом любой.

У местных жителей нет царей, нет вождей и даже номинальные главы родов не имеют кровной преемственности, потому что они выборные! Им наплевать кто твой отец или отец твоего отца. Им куда важнее знать кто ты есть сегодняшний. Они не кичатся предками. Их не заботит, как их будут вспоминать потомки, будут и ладно. Они гордятся современниками, кто своими делами и поступками, реально заставляют гордиться или бояться остальных. Но главным открытием своих размышлений на эти темы для Асаргада стал вывод: хочешь власть разрушить – избавь жителей от гордости за свой род и племя, хочешь власть укрепить – породи эту гордость любым способом.

Кроме постоянных жителей степи, в ней ещё проживало много пришлых, притом заявившихся сюда со всех концов света. Приходили даже такие, каких отродясь никто не видел, и даже о ком никто никогда не слышал. Эти пришлые со стороны и составляли в своей основе касакские орды, рассыпанные по всей степи в огромном количестве.