Зимовые станицы, ежегодно посылаемые в Москву за «государевым жалованьем», были различными по числу казаков. Самая малая станица включала в себя несколько донцов, но были станицы и по сто-сто пятьдесят человек. Воеводам приграничных с Доном городов вменялось в непременную обязанность проверять число казаков, проезжавших через их города по пути в первопрестольную. «Лишних», против разрешенного числа, казаков, полагалось «возвертать» обратно на Дон. Но казаки всякими хитростями умудрялись прорываться к Москве в большем числе, тогда в Москве чиновники Посольского приказа не выдавали «лишним» казакам кормовое и жалованье. Несмотря на эти государевы запреты, донцы почти всегда являлись в столицу в большем, чем полагалось, составе, и царь вынужден был мириться с этим, выдавая нужным ему казакам оружие, серебряные ковши и даже коней с государевой конюшни.
Вот потому так яростно и страстно, иногда до нешуточных столк-новений, кипел-шумел казачий круг в один из слякотных ноябрьских дней 1658 года, выбирая зимовую станицу. Наконец, страсти понемногу улеглись, «зимовейцы» были выбраны. Попал в станицу – какая честь! – и Степан Разин, что говорило о его авторитете в среде донских казаков. Не последнюю роль в его избрании в зимовую станицу сыграли ратные дела покойного батьки Тимофея и авторитет крестного Корнилы.
Атаманом зимовой станицы казаки избрали Наума Васильевича Васильева. Это был авторитетный, опытный, заслуженный воин и вожак донцов, несший нелегкий крест атаманский в суровые годы азовского «осадного сидения» – в 1639–1641 годах. Затем еще дважды, в 1650 и 1656 годах, казаки оказывали ему высокую честь, вновь избирая своим атаманом.
В дорогу дальнюю собирались надолго и тусклым неласковым днем второго ноября зимовая станица донских казаков отбыла из уныло стоявшего на холодном ветру Черкасска в белокаменную Москву.
Осень… Природа решила всерьез испытать казаков: в дороге зарядили промозглые дожди, пронизывающий ветер продувал нехитрую казачью одежду, многие из станицы Васильева заболели. Простудился и Степан. Его трясло, нудно ломило в костях, болела голова. Кое-как добрались до Валуйки, споро подъехали к каменному воеводскому дому. Атаман сдержанно приветствовал воеводу Ивана Языкова, в теплой шубе вышедшего на резное деревянное крыльцо.
– Здорово! Как доехали Наум Васильевич? – кивнул в ответ воевода, ежась на промозглом ветру.
– Тяжел ноне путь, Иван Степаныч, – смуро ответил уставший Васильев, – кони притомились, обессилели, казаки вконец разбиты, а один и вовсе тяжко занемог.
– Кто таков? – поинтересовался Языков, приглашая казаков в теплую горницу.
– Стенька Разин, черкасский казак, сынок покойного Тимоши Рази и крестник Корнея Яковлева, – все так же невесело протянул Васильев, усаживаясь в горнице на деревянную скамью и разминая озябшие и затекшие руки. – Дозволь, Степаныч, его, Стеньку, стал быть, покамест у тебя оставить, пока обмогнется малость. А после отправишь его к Москве, а нам надобно поспешить к великому государю, в стольный град!
– Лады, атаман, пущай останется твой казак Стенька, разве нехристи мы, што ли. Ну, а сами-то подкрепитесь, чем бог послал, милости прошу к столу…
Пока «зимовейцы» закусывали, запивая нехитрый обед вином, челядин воеводы отвел Степана в соседнюю, жарко натопленную комнату, уложил в постель, напоив терпким отваром целебных трав.
