Степные рубежи России - страница 10



, которых русские называли князьями, и уорков, мелкое дворянство, которых русские называли узденями. Князья пользовались всеобщим уважением, но никто из них не мог быть избран на роль верховного правителя. Использование термина «уздень» в отношении кабардинцев указывает на то, до какой степени Москва на первых порах не знала народы, с которыми она столкнулась. Этот тюркский по происхождению термин применялся к мелкому дворянству кумыков и других тюркских народов Кавказа (карачаевцев, балкарцев), но не использовался среди кабардинцев или других адыгов. Другие аристократы среди кумыков и некоторых их соседей носили такие же титулы, какие были приняты среди других тюрко-монгольских обществ: хан, бек и мирза.

Знать жила за счет дани, которую платили покоренные соседние народы, налогов, которые платило крестьянство, и военной добычи. Дворяне жили в укрепленных горных деревнях, где их крепостные пасли стада их баранов и табуны их лошадей, а свободные крестьяне занимались сельским хозяйством в плодородных долинах и на равнинах Северного Кавказа. Крестьянские поселения (кабаки) были в целом независимыми: их оставляли в покое, требуя только выплаты налогов с обрабатываемой земли и рыбных хозяйств в обмен на защиту со стороны дворян[23].

Другие народы региона были организованы в демократические общины или братства без социальной дифференциации. Чеченцы, к примеру, жили свободными общинами, группами деревень или кланов, объединенных по принципу родства, территории и взаимных клятв; совет старейшин принимал решения по общим вопросам, а лучшие воины организовывали набеги и засады. Подобно многим другим кавказским этнонимам, слово «чеченцы» русские узнали от кабардинцев, называвших их шашан или чечен, по названию деревни. Кумыки называли их мичик или мишик (по названию реки), а грузины – кисты. Сами чеченцы называли себя нохчи, или «люди».

Кроме меняющихся имен и незнакомых понятий, для русских было трудно вообще представить себе народ без государства и единого правителя. Для генерал-губернатора Кавказа П. С. Потемкина было практически откровением, когда в конце XVIII века он отметил, что «понеже из тех народов под названием чеченцев и кумык, никто не составляет настоящей нации, но каждое селение имеет своего владельца, свое управление»[24].

* * *

Возникновение новых степных обществ в XV–XVI веках было прежде всего процессом политическим, никак не совпадавшим с этническими границами. Представители одного и того же племени часто оказывались в разных племенных союзах, отличавшихся разными правящими династиями. Дело происходило в обширных открытых степях Южной Евразии, и по большей части общества этого региона были кочевыми или полукочевыми. Даже общества, базировавшиеся в городских центрах (Крымское, Казанское и Астраханское ханства), собиравшие налоги с земледельческих поселений и таможенные пошлины с торговли, сохраняли кочевой образ жизни, с соответствующей экономикой и военным делом.

Все общества к югу от Российского государства были децентрализованы и раздроблены. На одном конце этого широкого спектра находились общества, не имевшие практически никакой политической иерархии, подобно чеченским братствам Северного Кавказа. На другом располагались сложные политические союзы, такие как калмыцкий. Все общества от Кавказа до Джунгарии были организованы для войны. Престиж, доблесть, лидерство и добыча – все зарабатывалось и добывалось на войне. Продолжительный мир был несовместим с самим существованием народов, с которыми Россия столкнулась на своих южных рубежах.