Стихи и эссе - страница 22



    и опушка леса едва не смыкались
    со звоном
мы летели сквозь дом как вырванные
    вершины горных массивов которых никто
    не знал
видишь внизу стол с чашками и часы и пыль
    которая улеглась после нашей встречи
выдвижные ящики, кладовки и кровати,
    комнаты полные вещей из которых мы
    выросли или просто покинули их чтобы
    умереть друг рядом с другом
но податливость подозрительна, никто не
    пустит корней и когда мы вдруг
    просыпаемся средь ночи тесно
    прижавшись друг к другу: никто не умрёт
над нами парит белизна, ещё не выношенная
    страна людей, которая протягивает руки к
    морю, чей шум мы слышали, когда
    наступила усталость
над нами парит белизна – смотри что мы
    потеряли как зиму
VI
Я проигрываю это, чтобы нащупать точку, где музыка наталкивается на сопротивление – чтобы сломить это
    сопротивление и встретиться
    с музыкой
и снова этот дом колосс из шлакоблоков, бетон с остатками тростника
    с фабричной низины, раствор с отпечатками трёх больших рук
эти ослепшие глаза, этот сводчатый конгломерат из миллионов рабочих
    глаз времён и мест – и золотой кнут как молния над крышей
золотой кнут, мои друзья, который висел на его поясе, пылающие слова,
    которые выжгли себя до самой сердцевины его тела, когда солнце
    и он гарцевали по пустыне
так я представляла себе Рембо с тремя большими руками, две для себя,
    третья для безвестного
так я представляла себе музыку – о эти две мои руки, которые
    сопротивляются тому, чтобы найти третью
и снова этот дом, где негр широко распахнул глаза как прожектора́,
    разъедающие воздух, где кровь негра удобрила каменную кладку
    монахов, где плодовитая женщина из какого-то уголка мира в углу
    мексиканского храма родила вот эти свои крики
там на улице снег грязная кромка вокруг самого обычного северного
    дома с книгами, ванной и центральным отоплением, а сверх того лишь
    с презреньицем к тому что мы потеряли и нашли
там в верхней комнате я ищу и ищу свою третью руку, может она
    спряталась в снегу, может выберется сама, прокрадётся ощупью
    к сердцу стихотворения, натолкнётся на моё сопротивление посреди
    стиха
я проигрываю это, чтобы нащупать точку, чтобы после этого уже ничего
    больше не нащупывать, чтобы замереть на мгновение точкой в доме
    в теле мира, дать на мгновение невозможный ответ на невозможный
    поворот моих вопросов – если уж снова проиграть эту невозможную
    точку за точкой и паузу за паузой вплоть до центра времени, где можно
    запросто послать прощальное письмо, до десяти, когда почтальон
    вынимает письма
но миленькое письмецо которое ничего без надобности не ворошит
    в минувшем уже отправлено года этак четыре назад
я забыла сегодня тебе рассказать о мужчине в белой униформе который
    шёл по заснеженной улице, в белоснежных лакированных туфлях
    и с таковыми же усами, с букетом в левой протянутой руке, как ни
    в чём не бывало, я думала, он мёртв
я забыла рассказать, что я думаю о твоей жизни как о смерти, что я снова
    и снова погребаю своё тело в твоём теле, что я снова и снова назначаю
    срок твоему счастью, которое не знает сроков, назначаю срок своим
    стихам, которые…
если бы я могла начать с крика в храме, снова в этом доме, чтобы все они
    стояли во весь рост, все были жизнью в твоей жизни,
жизнью, мои друзья, которая висела на его поясе и пылала, сгорела под