Собрались вместе бородатый, лысый и усатый,
Решить вопрос: «Кто самый волосатый?»,
И как влияет мех лица,
На званье мудреца.
Вот старец с острыми чертами,
Чья борода крадется под ногами,
Так говорит, волос своих подняв значенье,
Фехтуя умозаключеньем:
«Я ем и сплю за пыльными томами,
Без тяжб вникая в буквенную трудность,
Куда же Вам, пусть даже с пышными усами,
Познать пытаться вековую мудрость!
Идите, щеголяйте слабым интеллектом,
Пред дамами, так восхищенных ворсом,
Ведь только это для усов является предметом,
Ношения себя под Вашим носом.
Пусть льется борода от подбородка к пяткам,
Соотношеньем мудрости к ее длине,
А вы, чьи подбородки гладки,
Находитесь во тьме невежества, на самом дне.»
Поставив точку в этом монологе,
Он тяжело вздохнул и вскоре,
Как Денди лондонский одет,
В усах мужчина дал ответ:
«Интеллигенция растет с усами,
Взвиваясь по спирали ввысь,
А то, что Вы гордитесь подбородком с волосами,
Совсем не значит, что ума Вы набрались.
По что же в Вашей мудрости великой,
Приют для насекомых, веток и листвы?
«Что делать?» – спросите Вы тихо.
Тут выбор очень прост – усы.
Тут дамы только часть картины,
Способность им природная дана,
Из ста и одного мужчины,
С усами джентельмена выберет она.»
И загорелся спор разгоряченный,
А лысый в стороне стоял смущенно,
И видел, как у каждого краснеет нос,
В войне волос.
Уже похожие на два томата,
Готовых лопнуть от напряга,
Угомонил их басом сильным,
Мужчина без единой волосины:
«Господа! Какая непростительная дерзость,
Не замечать присутствие того,
Чья, вероятно, умственная зрелость,
И без волос виднеется легко.
Быть может если длинной бороде,
Я нанесу ущерб непоправимый,
То мудрость вся исчезнет в старике,
Сраженная невежества лавиной?
Быть может без закрученных усов,
Исчезнет дух интеллигента,
И порицанья сотни голосов,
Навеки сгубят джентельмена?
Склоню колени перед силой бороды,
Пред мощью и изяществом усов,
И в отраженьи голой головы,
Найдете вы двоих порядочных глупцов!»
И вскрикнул бородатый:
«Но кто ж из тех, из среднего числа,
Поймет мой ум без длинной бороды?
Ведь с ней моя натура так ясна,
Как выделяют выскочку усы!»
Усатый продолжал:
«Мой фрак и трость – лишь половина дела,
А остальное видно на губе,
И только это отличает джентельмена,
От тех, кто посвящает жизни бороде.»
И лысый отвечал:
«И я по вашему невежда и дурак?
Лишен манер, общественного веса?
Коль не ношу я шерсти на губах,
И в подбородке путанного леса?»
«Ну разумеется!» – твердили в один голос,
Седой старик и статный джентельмен,
«Ах, если б был хотя-бы волос,
То речи наши, может быть, понять сумел»
«Ну что ж, вы верно правы,
Как беспардонно я в беседы влез,
Простите мне мои дурные нравы» —
Он поклонился господам и вмиг исчез.
Пока усы и борода, сцепившись языками,
Свой спор безмерный продолжали,
В руках, что за спиною, что-то притаив,
Подкрался сзади лысый господин.
С усердием запутав куст репейный в бороде,
И ловко срезав ус у джентельмена,
Он слышал звуки, сходные мольбе,
Он видел, как горят глаза от гнева.
«Теперь один глупей другого,
А кто кого, решайте сами,
Но, господа, побойтесь бога,
Он сам и с бородою и усами.»
