Зажмурившись, вспоминая, девушка то плакала, то сбивчиво продолжала говорить.
– Все были мертвы – мать, отец, младший брат.
Зарыдав ещё громче, уже просипела, оправдываясь:
– Я, правда, хотела спасти братьев. Но, побежав за воинами, споткнулась о трупы и упала. Потом ничего не помню!
Упав на пол, она продолжала рыдать.
– Хватит уже. А выбралась как?
Размазывая слезы по грязному лицу, слегка затихнув, отвечала:
– Так я ж травница. Тропы знаю, лес. Братьям не раз помогала ангусов находить.
Глава снова задумался, потирая подбородок.
– Ладно, поверю тебе. Будешь жить у меня на дворе, приглядывать за тобой будут. Коль узнаем, что шпионка, то сразу убьем.
– Спаси Вас Боги! – кланяясь, пятилась Луз к выходу.
После девушки потянулись в поселение севинцы. Оборванные, раненые, оголодавшие. Уцелело их немного, но по рассказанным обрывкам можно было понять, кто же напал на Вересово царство.
Мол, появились они неожиданно, словно из ниоткуда. От Дьявольских гор двигалось облачко пыли, приближаясь к Царству, разрослось оно в огромное войско темных, коренастых воинов – в основном, пеших. Возглавляли их два всадника на темных скакунах. Налетели они на Королевство, никто ничего понять не успел. Вересовые поля подожгли, дома разрушили, самых крепких молодых мужчин и красивых девушек отобрали и куда-то увели. Пропали, уж никто и не знал теперь их судьбы. Кровь текла рекой по улицам некогда богатых земель.
Глава наказывал:
– Скачи быстрее ветра в столицу!
Молодой гонец кивнул, закутался в темно-синий плащ, вскочил на самого резвого поркис и ускакал в ночь.
Прошло несколько дней, Луз обжилась и везде помогала, как могла: залечивала раны севинцев, подсабливала стирать прачке, мела двор. Испросила разрешения и утром вместе с морин ходила в лес за целебными травами. Собирала она в котомку листочки, стебли, у деревьев бережно отрезала кусочки коры. Возвратившись в поселение, травница разводила на заднем дворе небольшой костёр и варила снадобья. Потом она шла к раненым, промывала раны свежей водой, прикладывала к ним горячее варево и перевязывала тканью. Одного старика выхаживала особенно усердно. Раненая нога доставляла ему нестерпимую боль. Осмотрев его, Луз заметила, что плоть уже начала загнивать. Взяв за руку, травница пообещала:
– Я вылечу тебя, но будет очень больно.
– Да мне и помирать-то не страшно!
Дева, ничего не ответив, взялась за дело. Уложив старца на чистое полотно, дала ему выпить браги, скрутила толстую затычку, и вложила в рот ткань. Сама немедля, накалила нож на огне, и начала срезать загнивающую плоть. Старик от невыносимой боли пытался кричать, но скоро брага и забытье сделали своё дело, и он обмяк.
Почистив нагноение, она взяла варево и просто залила его в рану, обмотала плотно тканью, вынула затычку и стала дожидаться, пока старик придет в себя. Очнувшись, он терпеливо выпил горячий отвар и снова отключился. Так продолжалось несколько дней. Луз раз в день меняла повязку, поила старика горячим отваром и кутала его подстилками. Воин, что за ней присматривал, несколько раз уже спрашивал:
– Ну что, живой хоть там старик?
Дева же кивала головой и продолжала лечение. Дней через десять, сняв повязки, Луз и старик увидели потихоньку затягивающуюся рану. Он обрадованно вскрикнул:
– О, Боги! Ты излечила меня. Каждый день буду возносить молитвы за тебя!
Луз, зарделась от удовольствия, а на глаза навернулись слезы:
