– Сильфа, да успокойся же! Я не причиню тебе вреда! Тихо! – продолжил увещевать он, но я все ползла и ползла, пока не уперлась спиной в металлическое ограждение. Бежать было некуда, но я точно знала, что прикосновение Джинна или его амулета принесут мне новую, еще более сильную боль, а может, и смерть.
– Не подходи, – кошкой зашипела я. – Не смей! Не трогай меня!
Не знаю, что со мной сделал огненный амулет, но мне это совсем не нравилось. Умирать на неведомом острове где-то у черта на куличках не хотелось, и я панически перекидывала в мозгу сыпавшиеся из ниоткуда мысли в поисках тех, которые бы помогли мне разобраться в ситуации и наконец разрешить ее. К счастью, сосед не пытался больше приблизиться, застыв на корточках в нескольких шагах от меня, и отсутствие угрозы на какое-то время переключило мое внимание с внешнего плана на внутренний.
Внутри все продолжало гореть. Я смогла даже удивиться тому, что внешне совсем не изменилась: я была уверена, что горю по-настоящему. Удивившись, я обрадовалась, что способна еще чувствовать что-то кроме боли. А там и более-менее связные мысли стали выбираться на поверхность. Дело было в кулоне, тут уже сомневаться не приходилось. Пусть даже я не верила во всякого рода магию, мистику и прочие сказки для детей старшего возраста, переть против реальности было бы глупо.
Именно прикосновение к стилизованным языкам пламени запустило неведомый процесс. Если бы я не полезла шаловливыми ручками куда не надо, ничего со мной не случилось бы. Но неужели Джинн не в курсе, что за страшную штуковину носит на себе? Слишком реалистичным было его недоумение, чтобы сыграть, – он, в конце концов, наемник, а не актер больших и малых театров. Он действительно не понимал, что со мной. И беспокоился.
Он беспокоился. Искренне. Глядя во встревоженные темные глаза, я вдруг ощутила неловкость. Каким бы опасным он ни был, переживание за ближнего было ему не чуждо. Я же совсем не такая. Мне, по сути, другие люди до лампочки. И признать это почему-то оказалось просто. Мне безразлично, что происходит с другими, если они каким-то образом не связаны со мной, если я не заинтересована в них, если не люблю. Только в случае личной приязни я буду выражать «красивые» человеческие чувства, которые так ценятся в обществе. А этот профессиональный убийца, как он сам себя назвал, их проявляет ко мне – женщине, которую знает только сутки или около того. Странно было бы думать, что за такой короткий срок он проникся ко мне пламенной любовью.
Да и эта его подкупающая честность – совсем не то, что моя дурацкая, никому не нужная хитрость. Смогла бы я вот так прямо признать свои отрицательные качества, смело взглянуть им в глаза, заявить о них во всеуслышание? Сомневаюсь. Я привыкла показывать себя с лучшей стороны. При наплевательском отношении к другим я, тем не менее, остаюсь стадным животным, и иметь хорошую репутацию для меня далеко не последнее дело.
И опять получается, что он – моя противоположность. Потому что сам Джинн, кажется, плевать с самой высокой площадки замка хотел на положение в обществе. Что именно для него по-настоящему важно, я еще не успела понять – слишком мало мы знакомы, – но точно не статус. Иначе он не зарабатывал бы на жить тем, чем зарабатывал.
Черт побери, вот уж чего я совсем не ожидала, так это сидящего передо мной живого зеркала, в котором будут отражаться мои некрасивые стороны!
