Павел шагал между деревьями, склонив голову, чтобы защитить глаза от колючего снега. Он не чувствовал ног и рук, лицо пугало каменной твёрдостью, а лёгкие горели от ледяного воздуха. Тепло окончательно покинуло его, даже под несколькими слоями футболки-кофты-куртки его не осталось. Тело безнадёжно остыло и уже не могло сопротивляться морозу, проникающему всё глубже. Нужно было как можно скорее добраться до домика, развести огонь, отогреться, напиться горячей воды.
Постепенно Павел так устал, что провалился в какое-то забытье. Он уже не понимал, куда и зачем идёт. Мысли стали шершавыми и отрывочными. Всё его существование свелось только к необходимости переставлять ноги. Снова и снова. Вытаскивать их из снега, протягивать вперёд и опять погружать в снег. И так снова и снова. Снова и снова. Без счёта и конца. Вся жизнь превратилась только в череду шагов, которые он совершал на автомате, преодолевая усталость и боль.
Где-то там его ждали жена и дети. И он должен был дойти до них. Обязательно. Непременно. Другого исхода увлекательной прогулки просто не существовало.
Он не заметил, как спустился со склона и пошёл по более-менее ровной местности. Деревья вокруг вдруг закончились, слой снега стал толще, а ветер принялся дуть так сильно, что грозился выдуть не только последние остатки тепла, но и саму душу.
Павел поскользнулся и упал. И падение вдруг подействовало на него отрезвляюще. Словно кто-то встряхнул его и заставил проснуться. Он обнаружил себя лежащим на льду, припорошенном снегом. И он обрадовался. Он так отчаянно обрадовался, что беззвучно засмеялся, запрокидывая лицо в небо. Чёрт возьми, но он же дошёл! Он на месте! Осталось только найти сам домик.
Он еле поднялся на ноги. И пошёл обратно по своим следам. Вышел на берег и огляделся. Где же дом? Неужели это какое-то другое озеро? Нет, к чёрту сомнения! Он на месте. Иди уже, идиот!
Он тронулся с места. Шатаясь и смеясь, Павел прошёл несколько шагов. И уткнулся в редкий частокол, окружающий домик. Калитка. Где-то тут калитка, чёрт бы её побрал. Он двигался вбок, стараясь не потерять тонкое горизонтальное брёвнышко на уровне груди. И через несколько бесконечных метров наткнулся на калитку. Потянул на себя. Потом ещё. Сильнее. Калитка не поддавалась и Павел вдруг рассердился. Волна злобного жара придала ему сил – он рванул сплетение древесины и получил узкий проход, через который с трудом протиснулся.
Здесь снега было гораздо больше, словно природа специально навалила его во двор домика, чтобы не дать никому подойти к вожделенной двери. Мелькнула было ужасающая паническая мысль, что дом могли запереть на замки, но Павел затоптал её, мотая головой. Да нет же, домик всегда ждёт гостей. Всегда открыт.
Ручка двери оказалась слишком маленькой и у Павла никак не получалось схватиться за неё. Не чувствуя пальцев, он не мог схватиться покрепче. И он заплакал. Уткнувшись лбом в дверь, он плакал навзрыд от бессилия и обиды. Нет, ну это надо же, пройти такой сложный и долгий путь и в итоге подохнуть на пороге дома только из-за того, что не смог открыть дверь. Вот же будут спасатели насмехаться над этой тупостью, когда найдут его. Борис хоть в лесу помер, не так обидно.
Слёзы тут же замерзали на лице. И это почему-то испугало Павла. Он ухватился за ручку и дёрнул. Снова дёрнул. И дверь вдруг поддалась. На какой-то миллиметр, но она сдвинулась, и Павел засмеялся от радости. Издавая отрывистые хриплые звуки, означающие смех, он дёргал дверь и торжествовал от каждого сдвига.
