Сто и одна ночь - страница 53



Смахиваю неожиданную слезу тыльной стороной запястья.

Да, история.

Я всегда должна помнить об этом.

— Эй, Шахерезада!

Я оборачиваюсь — и губы против моей воли расплываются в улыбке. Глупая, глупая женщина…

— Я провожу вас. Места здесь неспокойные, а сна у меня все равно ни в одном глазу. Чувствую себя крайне… — он усмехается, — воодушевленным. Но, возможно, на меня благотворно повлияет прогулка и ваша история.

— Твоя история.

Граф недоуменно приподнимает бровь.

— Моя?

— Ужин получился великолепным, так что теперь мы на «ты». Надо говорить «твоя история», — поясняю я.

— Точно! — Граф легонько ударяет себя ладонью по лбу.

Затем сгибает руку в локте — предлагает мне взяться за него. Я с удовольствием принимаю предложение. Хотелось бы испытывать поменьше радости от того, что Граф снова со мной, но сегодня я уже устала с собой бороться.

— Итак, преступление, — начинаю я и набираю в легкие побольше прохладного кристального воздуха.

Я влюблена в осень.

И, кажется, я влюблена в Графа.

— В следующую пятницу кое-что изменилось.

Глеб, как обычно, привез Ксению в Большой город, но потом она попросила высадить ее на ближайшем перекрестке. Впервые за шесть пятничных вечеров Глеб вернулся домой один. Машинально закрыл за собой входную дверь и прислонился к ней спиной. Постоял, прислушиваясь к звукам в доме и в то же время не концентрируясь на них. Прошел в спальню в ботинках, в куртке. Сел на матрас. Встал, подошел к окну

Когда все так шатко, зыбко, любое изменение привычных вещей кажется катастрофой. Вечер пятницы — время, когда Ксения рядом. А теперь тишина квартиры казалась враждебной, будто плохое предзнаменование. Глеб не мог понять, что он чувствует.

— Обреченность, — едва слышно, словно сам себе, произносит Граф, глядя перед собой.

Я останавливаюсь. Он не сразу поворачивается. А когда делает это, меня удивляет твердость его взгляда. Словно я в чем-то перед ним виновата.

— О чем вы, Граф?

— Обреченность — вот что чувствовал Глеб.

Я задумываюсь.

— Да… это верное слово. Завидую вам. Так важно уметь правильно подбирать слова.

— Это умение вовсе не гарантирует, что тебя поймут. Так что там дальше, Крис? Ксения вернулась?

— Всему свое время, Граф.

Я крепче сжимаю его локоть, и мы дальше бредем по спящей улице. Сквозь черные тени, по островкам фонарного света. Некоторое время в тишине раздается лишь звук наших шагов.

— Глеб снял куртку, разулся, завалился на матрас с учебником по основам экономики. Вынырнул из цифр, только когда раздался стук в дверь. Захлопнул книжку и рванул в коридор. На ходу глянул на часы — девять вечера. Обычно в это время он уже отвозил Ксению домой.

Посмотрел в дверной глазок — и отступил. Взглянул еще раз.

Какая-то женщина — не Ксения — в плаще из черной лаковой кожи, с длинными каштановыми волосами стояла перед дверью, опустив голову, и что-то завязывала на затылке.

Подумал — и открыл

Перед Глебом стояла незнакомка, половину ее лица скрывала черная ажурная маска. Волосы, сияющие даже в тусклом коридорном свете, волнами спадали на плечи, змеились до груди. В ушах поблескивали камешками сережки-ниточки.

Яркие красные губы приоткрылись в улыбке, и Глеб эту улыбку узнал. Овал лица, изгиб бровей, серо-голубые глаза — обжигающе яркие, — такой оттенок радужки он встречал только у одной женщины.

— Ксения? — выдавил Глеб.

Она заулыбалась и сняла маску. Но не перестала от этого быть незнакомкой.