Стоит вспомнить - страница 9

– Люди, помогите! Убивают!

Вдалеке, за полем, начиналось мелколесье. Крики, как мне показалось, доносились с той стороны. Всматриваюсь. Точ-но, перед кустарником стоит наш Миша и трубным голосом мычит. Я бегом туда. Подбегаю. Хватаю за обрывок верёвки и через плечо тяну за собой быка. А он как танк – попробуй сдвинь с места. Смотрю, из кустов с опаской вылезают две женщины в длинных цветных платьях и кричат:

– Вы такие-растакие, мы на вас и вашего быка управу найдём!

Мой Миша, увидев их, снова дёрнулся назад так, что я чуть не свалился в траву. Пришлось крикнуть на него, хлест-нуть обрывком верёвки по боку. Бык недовольно промычал, но всё же последовал за мной. Бабы с испуга вновь скрылись за деревьями и сидели там до тех пор, пока мы не отошли на значительное расстояние.

Коль речь зашла о домашних животных, то стоит вспомнить о Вальсе – огромном чёрном мерине, однажды спасшем мне жизнь. На молокозаводе, к которому он был приписан, конь выполнял различные работы по перевозке тяжестей. Так, для охлаждения молочных продуктов на предприятии использовали не только холодильные установки, но и заранее заготовленный лёд. Его всю зиму намораживали слоями, затем накрывали толстым слоем опилок. При необходимости летом куски льда откалывали, грузили на телегу, и Вальс тянул её на завод. Также он подвозил огромные распиленные и колотые брёвна к котельной. Кроме этого, лошадь использовали для личных нужд: при заготовке дров, посадке и копке картофеля и прочем. Короче, трудился конь с полной нагрузкой. Но и кормили его на заводе хорошо. В день он выпивал по нескольку вёдер обрата или сыворотки с хлебом. Кроме этого, овощи, трава, сено всегда входили в его рацион, отчего чёрная глад-кая шкура у Вальса блестела, лоснилась на солнце, а длинная густая, жёсткая грива, словно струи воды, ниспадала с шеи.

Я часто заходил на завод к отцу, где меня все знали, были рады, всегда угощали свежим творогом со сметаной или предлагали выпить сливок с кусковым сахаром и душистым, тёплым хлебом, привезённым из местной хлебопекарни. Всё натуральное, вкусное. После такой трапезы домой на обед можно было не ходить. И я чаще всего направлялся к Валь-су, если он, конечно, не работал. Обычно конь пасся неподалёку. Длинная верёвка или цепь, привязанная к вбитому в землю колу, ограничивали его территорию. Уже издалека почувствовав или увидев меня, Вальс вытягивал шею и, на-вострив уши, внимательно всматривался, смешно втягивал воздух своими ноздрями. Только окончательно узнав меня, спешил навстречу. Если я ему сразу не предлагал чего-нибудь вкусненького, то он нагло начинал обыскивать мои карманы. От тёплого дыхания, ощупывания одежды этими большими губами мне было щекотно и смешно. Я пытался оттолкнуть его голову, отойти в сторону, но конь не отпускал, настой-чиво проверяя все уголки моей одежды. И, лишь получив угощение или, наоборот, ничего не найдя, оставлял в покое. Иногда я катался на нём, залезая на спину с какого-нибудь высокого предмета. Жёсткой щёткой расчёсывал ему гриву, хвост, летом мыл из шланга холодной водой. При этом конь всегда вёл себя спокойно. Не укусит, не ударит копытом, не сбросит на землю. То ли это ему нравилось, то ли он понимал, что я ещё ребёнок.

Однажды, сейчас уж точно не помню, по какой надобности я ехал на телеге от молокозавода в сторону дедовского дома, со мной произошёл такой случай, который, если бы не Вальс, мог стать последним в череде событий моей жизни. Я стоял, широко расставив ноги, недалеко от переднего края телеги. Посвисты-вал, крутил над головой вожжами, лихо подгонял коня, чтобы тот бежал быстрее. Вальс не особо ретиво, но всё же исполнял мои команды. Телега на ухабах подпрыгивала, тряслась, трудно было удержаться на ногах. Однако меня это лишь возбуждало, никакого страха не ощущал. Вот невдалеке переезд. Он открыт. Значит, поезда нет. Перед ним небольшой подъём. Я вновь подгоняю коня. Вдруг, когда ничего не предвещало опасности, деревянное, обитое железным обручем колесо попадает в углу-бление, где лежит рельс. Телега как вкопанная останавливается на месте. Я, теряя равновесие и не находя, за что можно схватиться, падаю по ходу движения прямо под задние ноги лошади. И самое страшное то, что при этом моя шея оказывается чёт-ко под колесом телеги. Ноги запутываются в вожжах. Больно и страшно оттого, что конь сейчас дёрнет и тяжёлое колесо с хрустом прокатится по моим детским шейным позвонкам. Хочется что-нибудь крикнуть, но нельзя, так как это может спровоцировать лошадь к движению. Нелепо, смешно, печально моё положение. Но Вальс это словно почувствовал. Он стоял, как скала, недвижим, повернув голову в мою сторону. Его большой чёрный глаз наблюдал за тем, как я выпутываюсь из этого капкана. Первое, что сделал, – убрал из-под колеса голову, затем освободил ноги, ухватившись за хвост коня и обруч, подтянулся и влез обратно в телегу. Синяки, ссадины, испачканная в пыли одежда для меня в этот момент ничего не значили. Значила только жизнь, подаренная мне Вальсом. И она была прекрасна!