Синоптик с заместителем сидели, притихши, придавленные роковой драмой директора музея.
– Вот ведь Анфиска! – наконец заключил заместитель и прикончил свой стакан. – Допивай давай, пойду повторю, пока этого Ромео нет.
Синоптик залпом опрокинул остаток коньяка, отдал стакан заместителю и встряхнулся, поведя плечами и пересев поудобнее. Антракт.
Вернулся заместитель с тремя новыми стаканами. Сел, расставил. И снова они сидели молча, ожидая второго действия. Вернувшийся директор мрачно обозрел стол, кивнул и торжественно поднял стакан:
– За добро! Дорогие вы мои… – он смахнул слезу и выпил, потом отдышался и продолжил: – И она исчезла. Ушла к своему «лучшему», без сожалений оставив мое «хорошее».
Помолчали, будто помянув.
– А потом, много позже, я узнал от заезжего профессора, читавшего у нас серию лекций о правилах безопасности при работе с текстильными экспонатами, что она умерла.
– Ох, ты ж, Боже ж ты мой… – заместитель подался вперед. – И что?! Как?!
– Как – он не сказал. Но это уже было не важно. А важно было то, что у нее остался сын, – директор замолчал.
– Дя… Дятел?! – ошарашенно прошептал синоптик.
– При чем здесь Дятел?! – взвизгнул директор. – Вот вы…!
Синоптик косо переглянулся с заместителем и снова подозрительно уставился на директора. Тот сник.
– Да, – замогильным голосом признал он наконец. – Дятел. Сынок.
– А я думал, что у тебя нет никакого сына, – честно сознался заместитель.
– А его и нет, – тихо и нетрезво хохотнул директор.
– В смысле? – синоптик тер виски.
– Есть или нет? – заместитель требовал сатисфакции.
– И есть, и нет. Он… Дятел, – грустно закончил директор.
– За Дятла, – поднял свой стакан синоптик и попросил, когда все выпили: – Теперь объясни, пожалуйста, есть? Или нет?
Директор устало выдохнул.
– И есть, и нет. Иногда он есть. А иногда его нет. Это бессистемно. Он то хороший, то опять уходит к лучшему, – меланхолично произнес директор.
– А сегодня он, значит, хороший, – резюмировал заместитель.
– М-м, ну да. Вполне. Какое-то время был.
– А почему он не вышел? – синоптик навис над столом.
– Потому что не принимает, – директор музея непонимающим взглядом посмотрел прямо на синоптика, ну, почти прямо. – Он же сам сказал.
– А… – заместитель что-то был ему не помощник, и синоптик вел разведку сам. – Как же нам тогда с ним говорить-то? Ты, главное, Анфис, пойми. Мы и к Дятлу… э-э, к Доротею бы не обращались, не беспокоили бы ни его, ни память твою. Тут просто, – он пошкрябал затылок, – такая ситуация…
– Степа, – предостерегающе возник, наконец, в разговоре заместитель.
– Что Степа? – встрял директор.
– Я Степа, – отмахнулся синоптик. – А ты, Глеб, сам говорил – по ситуации. Вот она, ситуация. Он, – синоптик тыкнул в директора, – нам про фею. И про Дятла. А мы ему про Максима.
– И про вертолетчиков, – сдался объективности заместитель.
– Да, – согласно кивнул синоптик. – Так вот. Нам зачем Дятел… э-э, Доротей то есть…
– Да Дятел уже, ладно, – совершенно устало позволил директор.
– За Дятла! – заместитель встал.
Синоптик с восхищением посмотрел на тостующего и тоже поднялся. Директор, смахнув набежавшую скупую слезу, в поступательном порыве как-то сложно вывинтился из-под стола, опрокинув при этом стул, и добавил:
– До дна!
Звонко чокнувшись и залив в себя из стаканов, они попадали на свои стулья, даже директор, который потом, кряхтя, все же подобрал и себя, и стул с пола.
