Голос Крижины был холодным, как лед:
– Объяснитесь, доблестный сэр. Я не поняла ваших намеков.
– Борьба за истинную веру идет как на земле, так и наверху. Небесное воинство Христово, под предводительством доблестных рыцарей архангела Михаила и архангела Гавриила, неустанно бьется с сарацинами и там, наверху. Наши войска вторгаются в их магометанский рай, жгут и грабят, повергают наземь идолов, берут богатую добычу… Но, как бы выразиться поделикатнее… в магометанском раю к каждому праведнику приставлено по десять тысяч гурий. Гурия – эта сладкотелая дева, обученная всем утехам, способная дать мужчине намного больше, чем может даже вообразить земная женщина… да еще из холодной Британии… да еще обученная читать и писать…
Томас задвигался нервно. Мерзавец говорит правду, тем опаснее его речи. Сарацинские женщины в самом деле… Вспомнишь иной раз, спина краснеет от стыда, а чресла переполняет языческая мощь. А уж в их раю должны быть вовсе волшебницы по этой нечестивой, но губительной части…
Изображение начало меркнуть, словно в светильнике заканчивалось масло. Баба Яга подвигала руками, Табити что-то пробормотала, потом свет стал ярче.
Покои Крижины были видны с другой стороны. Она стояла теперь слева, Томас хорошо рассмотрел красное от вечного пьянства лицо Гульда, его вздутый живот, короткие заплывшие жиром руки. Фулк посматривал хитро, он всегда умел добиться больше языком, чем мечом.
– Мы все знаем сэра Амальрика, – сказал он вдруг. – Он клялся на Библии, что Томас упал с башни Давида. Он своими глазами видел, как сэр Томас рухнул на каменные плиты у подножия. А ведь башня Давида лишь на три пальца ниже, чем Вавилонская!
– Не верю, – отрезала Крижина. – Разве что сэр Амальрик его сам подтолкнул…
– Упаси Господи!
– Но об этом он клясться не станет, не так ли?
Фулку надоело препираться, отрезал, как отрубил топором:
– Через две недели. К свадьбе начинаем готовиться сейчас. Я не верю в возвращение в последнюю минуту. Если бы мог, он бы вернулся еще год назад. А то и два.
Гульд добавил смиренно:
– А то и не уезжал бы вовсе.
Лицо Крижины было белым, как мел, сердце Томаса разрывалось от горя. Но голос ее был так же резок, как и голос старшего брата:
– Я верю в возвращение сэра Томаса так же, как верую в Христа и Пречистую Деву. Он не бросает слов на ветер. Он вернется вовремя.
Пламя взметнулось выше, взревело, и картины замка погасли. Вокруг костра сидели молча, даже кикиморы притихли, а мавки перестали хихикать, смотрели на печального рыцаря с горячим сочувствием.
Баба Яга молчала, и без того видно – потешила. Ведьмы вытирали слезы, жалостливо хлюпали носами. Одна из мавок, размазывая слезы по всей морде, смотрела на молодого рыцаря покрасневшими глазами.
– Ба-а-атюшка!.. Надо-о-о помочь…
Велес огрызнулся:
– Через неделю смогем. А сейчас – сама знаешь.
– Ему всего две недели осталось!
Велес пожал плечами:
– На одной девке свет клином не сходится. Другую найдет… Ну ладно, ладно, сходится свет! Но мы в неделю примирения не можем вредить другим.
Олег кашлянул, сказал негромко:
– Вы придерживаетесь таких правил. А противник?
Велес сказал грозно:
– А что противник? Разве правила не для всех?
– Правила лишь для равных, – сказал Олег внятно. – А в мир пришел молодой и очень злой бог… и болезненно ревнивый. Он боится честного поединка. Потому он только себя объявил богом, а всех остальных – грязными и подлыми демонами. А раз так, то какие могут быть правила с демонами, исчадиями тьмы? Их надо просто истреблять всеми средствами. Честными и нечестными. Особенно нечестными, ибо они, то бишь вы, – враги всего рода человеческого!
