Жером и Бастьен, хоть и старались сосредоточиться на своих делах, не могли игнорировать этот растущий фон тревоги. Жером, обычно склонный к оптимизму, чувствовал, как его душа наполняется беспокойством. Он слышал эти разговоры в кузнице, на рынке, в церкви. Он видел, как меняются лица людей. Бастьен, более циничный, давно подозревал, что «мир» – это лишь передышка. Он слышал о жестокости войны, о том, что люди способны на невиданные зверства во имя веры. Для него эти слухи были лишь подтверждением его давних опасений. Он видел, как эти разговоры начинают разделять даже тех, кто раньше был неразлучен.
Никто в Сент-Обине не знал, насколько ужасной окажется правда. Они не могли представить себе масштабы той резни, которая готовилась в Париже. Слухи, какими бы страшными они ни были, не могли передать истинный масштаб грядущей трагедии. Они были лишь бледной тенью того кровавого рассвета, который должен был взойти над Францией, навсегда изменив судьбы миллионов, включая и жителей маленькой нормандской деревушки. Предчувствие беды, неясное и давящее, стало ощутимым, пронизывая каждый уголок их некогда безмятежного мира.
Незнакомец в таверне: предупреждение или угроза?
За несколько дней до рокового 24 августа, когда напряжение в Сент-Обине достигло своего пика, в деревенской таверне «У Счастливого Лося» появился незнакомец. Он не был похож на обычных бродячих торговцев или дезертиров. Его одежда, хоть и пыльная от дороги, была явно добротной, парижского покроя. Его плащ из тёмной шерсти плотно скрывал фигуру, а глубоко надвинутая на глаза шляпа не позволяла рассмотреть лицо. Он занял столик в самом тёмном углу, заказал кувшин вина и принялся наблюдать за посетителями, редко произнося слова. В его движениях чувствовалась скрытая сила и уверенность, не свойственная простому путнику.
Его появление вызвало негласное любопытство и подозрение. В маленькой деревне, где все знали друг друга, любой чужак привлекал внимание, а такой загадочный – тем более. Жером, зашедший в таверну по дороге из мастерской, чтобы выпить кружку сидра, сразу заметил незнакомца. Его спокойный взгляд, обычно оценивающий прочность дерева, теперь внимательно изучал этого человека. Бастьен, сидевший за соседним столом с приятелями и увлечённо рассказывавший какую-то историю, тоже бросал на него мимолётные, но внимательные взгляды.
Спустя некоторое время, когда посетителей стало меньше, незнакомец неожиданно заговорил. Его голос был низким и хриплым, как будто он долго молчал или много кричал. Он обратился к хозяйке таверны, но его слова были достаточно громкими, чтобы их могли услышать немногие оставшиеся посетители, включая братьев Дюран.
«Мадам,» – произнёс он, ставя пустой кувшин на стол. – «В Париже сегодня неспокойно. Очень неспокойно. Грядёт большая чистка.»
Хозяйка, привыкшая к разговорам о политике, лишь пожала плечами. «Всегда там неспокойно, месье. С этими гугенотами…»
Незнакомец резко прервал её, его голос стал чуть громче, почти угрожающим. «Это будет не просто волнения, мадам. Это будет кровь. Много крови. Кровь праведников и неправедных, кровь католиков и протестантов. Всех, кто окажется не в том месте и не в то время.» Он сделал паузу, обведя взглядом присутствующих, его глаза, наконец, выглянули из-под шляпы – они были холодными, цвета стали, и в них не было ни капли сострадания. «Полагаю, в вашей деревушке тоже есть… неверные?»
