– Вспомните пророчества Горена: Лудона потечет вспять, а рудники Магнитного будут закрыты, – заговорил Пущен. – Кстати, теперь они в самом деле закрываются. И печальное стихотворение «Я не увижу северных морей…», весьма меланхоличное и навевающее мысли о скорой смерти его автора. Возможно, Горен страдал меланхолией, но в этом стихотворении имел в виду совсем другое. Догадываетесь, что?
– Не совсем… – ответил Йера.
– Это тривиально, – поморщился Пущен. – Красная линия – это линия сжатия свода. И Горен не увидит северных морей не потому, что умер, а потому, что их отдадут Внерубежью. С довольно широкой прибрежной полосой.
Йера подумал, что это не та информация, которую нельзя доверить бумаге. Если чудотворы любой ценой хотят сократить расход энергии, то сужение свода – один из самых простых способов это сделать.
– Разумеется, Горен не стал бы рисковать жизнью, чтобы оповестить Обитаемый мир о грядущем сжатии свода. – Лицо Пущена потихоньку снова обретало брезгливое выражение, и он вздохнул. – Поверьте мне на слово, судья, новая конфигурация свода наиболее приемлема для его обрушения с минимальными для Обитаемого мира потерями. Горен указал линию максимальных разрушений, а я предположил, что это будет локальное отключение аккумуляторных подстанций в двух точках – на пересечении этой линии с новыми границами свода. Я тут сделал несколько рисунков…
Пущен зевнул и разложил перед Йерой несколько школьных контурных карт с заштрихованными областями.
– Не буду утомлять вас геометрическими построениями… – Он зевнул снова. – Упоминания Горена о первом ударе – это элементарно: прорыв границы миров уравновесит энергии не в одну минуту, и первый удар Внерубежья может полностью уничтожить Обитаемый мир. Я не знаю, с какой скоростью Внерубежье покатится на нас от границ свода, и не знаю, насколько его замедлит прорыв границы миров. Но если при оптимально выбранном времени выбирать разные точки прорыва границы миров, можно существенно смещать зоны максимальных разрушений. Население Обитаемого мира меньше всего пострадает вот здесь.
Пущен подвинул к Йере одну из контурных карт, где штриховка красными чернилами была наиболее густой на севере и северо-востоке и постепенно сходила на нет к югу и юго-западу.
Йера кашлянул:
– Что вы хотите этим сказать?
– Та форма свода, которую изобразил Югра Горен, не случайна, а является плодом долгих и дорогостоящих научных изысканий. Эти изыскания делались для того, чтобы «правильно» обрушить свод.
– Вы хотите сказать, что чудотворы заранее готовились к этому?
– Не просто готовились, а планировали обрушить свод безо всякого участия чудовищ и росомашьих детей.
– Но для этого им нужен… – Йера едва не сказал «Йока», но вовремя спохватился: – гомункул, способный прорвать границу миров!
– Совершенно верно. Кошмары Горена описывают попытки чудотворов создать этого гомункула: операции на мозге подростков-мрачунов. И делались эти опыты, видимо, в Исиде.
И тут Йера вспомнил: сказочник говорил об этом Инде! Говорил, что побывал в Исиде и видел эти опыты! Вряд ли Пущен об этом знал…
– Но… эти опыты не увенчались успехом… – пробормотал Йера.
Пущен резко вскинул голову, взгляд его вспыхнул еще более явным безумием.
– Откуда вы знаете?
– У меня есть и другие источники информации, кроме дневников Горена, – уклончиво ответил Йера.
– Значит, я прав, – кивнул Пущен. – Но Югра Горен не знал, что опыты не увенчаются успехом. Он как раз настаивал на том, что никакого чудовища не будет – оно не требуется для обрушения свода и прорыва границы миров. И Врага описывал как мальчика-мрачуна, исидского мальчика, темноволосого и смуглого. А теперь скажите, судья, стоит ли мне подготовить официальную бумагу в адрес думской комиссии с выводом в конце: чудотворы готовы обрушить свод и прорвать границу миров, не дожидаясь, когда же это наконец сделают мрачуны, Враг и чудовище.
