Дед гостил у нас неделю. И в овощной трапезе не участвовал. Все знали про его вставную челюсть, но корректно помалкивали. Хрустели, конечно. Старались не сильно громко. Он прикрывался газеткой. И под это дело даже новости отказывался воспринимать из «ящика».
Никто опять же не спорил. Уважали другое мнение. Папе пришлось перестать комментировать диктора и запивать чеснок сладким чаем.
Он всегда это делал громко и от души. Но после многозначительного взгляда мамы, которая во всем потакала свёкру, глава семьи вдруг повел себя совершенно неожиданно. Вместо того, чтобы брать штурмом кухню, после работы папа аккуратно разулся на коврике и почистил вначале свои ботинки, а потом и… наши. С мамиными он переборщил, конечно. Черный крем к розовым туфлям не подходил однозначно. Но другого не было. А вдохновение еще оставалось.
Одним словом, мы были рады деду, но особенно счастливы, когда он решил навестить других родственников.
У него был темно-коричневый огромный чемодан и взгляд с прищуром. Дед погладил меня по голове. Я грызла морковку.
– Как твоя фамилия, девочка? Ты знаешь?
У меня от неожиданности вопроса аж спина закружилась.
– Ну да! Баябанова (букву «р» я не выговаривала еще долго). И-и-на Ба-я-банова.
– Прекрасно-прекрасно, девочка. Помни об этом, когда однажды превратишься в зайца. – И с лукавой улыбкой кивнул на оранжевый корень в моих руках.
В зайца?!! В зайца?!! Мама!! Да, никогда!
С тех пор на всех праздниках, утренниках и смотрах самодеятельности, вплоть до старших классов, я выступала только в костюме лисы и лишь раза два была Снегурочкой. Если уж в кого и превращаться, то лучше в хищника, – подумала я. Но трескать морковь так и не перестала. Потому что риск у хищников в крови.
Считалось, что у младшей дочери старшей маминой сестры сложный характер. Она единственная из всей семьи не могла найти подход к ребенку. Ко мне. Никак не хотела понять в свои 14 лет, что у меня непростой психологический период. Недавно исполнилось 6. Осенью уже в школу, а я от садика еще не отошла. Поэтому две другие двоюродные сестры, пытаясь скрасить мои непростые будни, мужественно терпели лягушек за шиворот, уколы будущего доктора и насекомых в чае (я коллекционировала жуков и бабочек, которые умирали от жажды).
Но Света не хотела. Даже после долгого разговора с дядей Толей (папа ее), что гуманизм – наше все, а дети – его агенты. Света упиралась.
Настал и ее черед провести со мной целый день. Родители утром ушли на работу, заперев дверь на тяжелый навесной замок. Собирались тихо, чтобы не разбудить дочку. Кота выгнали в коридор.
Света должна была встать в 6 утра, собраться и пойти на другой конец города для встречи со мной. В ее задачу входило накормить ребенка завтраком и играть в познавательные игры без спичек и стекла. Она взяла себя в руки, стиснула зубы и пошла.
Я знала, что она идет. Умылась, поела, забрала кота и заняла оборону.
Стук в дверь. Тишина. Потом в окно (мы жили в своем доме). Никого. Потом в другое окно. Снова в дверь. И так несколько раз. После чего мы с котом появились. И я, подражая Ричарду III, патетически произнесла:
«Иди домой. Нам и без тебя хорошо. Мы тебе не откроем!»
Белое лицо 14-летней девушки стало багровым, глаза – как у рыбы в сетке рыболова. Она отчаянно затрясла ставни.
Что нам с котом оставалось? Мы ушли в другую комнату, включили радио на полную катушку и устроили танцы.
