– Он – нет. Но на вашем месте, Дашенька, я бы прислушалась. У здешних мужиков нрав крутой. Они не отступят.
– Ну, я тоже не робкого десятка.
Была бы робкого – не знаю, в какой бы сгнила канаве.
4. 2.2
Доев, я вызвалась помыть посуду и под тем предлогом, что мне завтра нужно рано вставать, ушла в отведенную мне комнату. Дел было невпроворот. Во-первых, мне нужно было разобраться с машиной. Во-вторых, разрешить вопрос о приостановке стройки. Предлог у предписания, которое мы получили, был абсолютно нелепым. Я была уверена в том, что нашим юристам не составит труда его оспорить. Мне же нужно было лишь проконтролировать их работу. Ну и понять, чем живут местные, которые так активно вставляли нам палки в колеса, что складывалось ощущение, будто им просто нечем заняться.
В последний раз, когда мы пригнали бульдозеры, они разбили палаточный городок и просидели, не пуская технику, аж неделю, сменяя на посту друг друга. Из-за такого беспредела у нас похерились все указанные в договорах сроки. Что могло обернуться реальными убытками в будущем. И потому я была настроена по-боевому.
Ночь в деревне была необыкновенно тихой и темной, лишь где-то совсем рядом журчала вода да ухали какие-то птицы. С непривычки уснуть в таких условиях удалось не сразу. Спала плохо. И снились мне изматывающие беспокойные сны. То что мама снова болеет, и мне нужно во что бы то ни стало попасть к ней, то мое первое собеседование на приличную должность, то мой новый знакомый. Точнее, его глаза…
Проснулась в холодном поту. Сходила в туалет – к счастью, он был в доме, умылась и тихонько присоединилась к Надежде Дмитриевне в кухне.
– Завтрак?
– Нет, я только кофе выпью.
Разговоров утром я не любила. Но к счастью, хозяйка не стала ко мне с ними лезть.
Заварив привезенный с собой кофе, я открыла ленту, чтобы почитать новости. Проверила чаты. К удивлению, Надежда Дмитриевна занималась примерно тем же.
– Вот это да! – спустя время вскрикнула женщина. Привыкнув к тишине, я вздрогнула, расплескав несколько капель кофе на кружевную скатерть. Словно опасаясь быть за это отруганной, прикрыла пятно ладонью. А ведь лучше было бы сразу же застирать.
– Что-то случилось?
– Как сказать! Ты только глянь на это…
– Это же новая работа Странника? – оживилась я, вглядываясь в фото, запечатлевшее граффити с весьма узнаваемым стилем.
– Пишут, что он! А ты, значит, тоже следишь за его творчеством?
– Мне нравится, что делает Странник, – покивала я, хотя у меня даже ток крови ускорился. – Но разве это не странно?
– Что именно?
– Обычно он рисует на домах, а тут…
– На граните! Он нарисовал свою картину на нашем граните! Здесь… О, господи. Надо это увидеть, пока вандалы ничего не испортили, – засуетилась старушка. – Сейчас понаедут…И вандалы! И журналисты… Это же просто сенсация! Он никогда и ничего не рисовал у нас, ты знаешь?
– Вы что, полагаете, он нарисовал свой очередной шедевр… где-то неподалеку?
Я нахмурилась. Не зная, радоваться мне или огорчаться. Увидеть работу Странника было моей мечтой. Но тут… Он изобразил не что иное, как истекающее кровью дерево. И это могло привлечь к нашей стройке никому не нужный сейчас интерес. Да что там… Оно уже привлекло!
– Да почему где-то?! Здесь, на Голубом ключе!
Судя по тому, как была взбудоражена Надежда Дмитриевна, она нисколько не сомневалась в своих словах.
Мои мозги чуть не закипели, просчитывая, чем нам это все грозило. По всему выходило – ничем хорошим. Если что и могло усугубить наше положение еще больше, так это внимание к нашей стройке со стороны мировой прессы. Если это реально Странник… Нам можно было прямо сейчас сворачивать технику.
