Странник века - страница 22

Не имея общих интересов с Хансом, господин Готлиб, казалось, все же находил его приятным собеседником. Он явно не был сторонником задушевных разговоров, но, если требовалось, мог такой разговор поддержать. Ханс замечал, что хозяин дома часто неправильно трактует его вопросы, но при этом дает интересные ответы. Так, например, после какого-то тривиального замечания гостя о красивой обстановке дома господину Готлибу показалось, что Ханс намекает на Софи, и он принялся делиться с ним своим беспокойством по поводу дочери. Ханс не стал уточнять смысл своей реплики и навострил уши. Господин Готлиб, у которого был еще женатый сын, проживавший в Дрездене, всю жизнь один опекал Софи: ее мать умерла во время родов. Он растил дочь с тем особым усердием и беспокойством, которое обычно выпадает на долю младших в семье детей. Без всякого сомнения, он гордился дочерью, но одновременно, а может быть, именно поэтому, терзался многочисленными страхами. Сами видите, говорил он, Софи девушка необыкновенная (выражая согласие, Ханс старался не проявить излишнего энтузиазма), но я боюсь, что с таким характером и такими требованиями ей нелегко будет найти хорошего мужа. Возможно, вы зря так беспокоитесь, осмелился возразить Ханс, ваша дочь восхитительная девушка и яркая индивидуальность (и тут же подумал: не надо было говорить «восхитительная»), одним словом, замечательная молодая особа, и я уверен, что она сама… Если моя дочь, перебил его господин Готлиб, и дальше будет такой восхитительной и яркой индивидуальностью, то обзаведется легионом воздыхателей, но не мужем.

Прежде чем Ханс успел ответить, господин Готлиб добавил: Поэтому так важно, чтобы ее свадьба с Руди Вильдерхаусом состоялась как можно скорее.

Ханс отреагировал не сразу, словно до него донеслось только эхо сказанного, а он ждал самих слов, которые подтянутся следом. Потом он почувствовал что-то вроде удара в лоб. Простите, как вы сказали? пробормотал он, и снова удача подбросила ему спасительное непонимание собеседника: господин Готлиб решил, что Ханса заинтересовала фамилия Вильдерхаус. Именно, именно! подтвердил господин Готлиб, сам Вильдерхаус, и знаете, что я вам скажу? на самом деле это очень приятная семья, гораздо более приятная, чем о ней говорят, представьте, весьма утонченные люди (какие могут быть сомнения! ответил Ханс, не имея ни малейшего представления, о ком идет речь) и, помимо всего прочего, еще и великодушные. Вильдерхаусы сидели здесь, ну, не здесь, конечно, а в столовой, несколько недель назад, и родители жениха сделали официальное предложение, а я, вы только себе представьте! Вильдерхаусы! боже! (представляю! воскликнул Ханс, порывисто закидывая ногу на ногу), одним словом, я, конечно, поломался для приличия, и мы согласовали самую ближайшую возможную дату, в октябре, после летнего сезона. Тем не менее я вам признаюсь…

В этот момент в другом конце коридора, соединявшего прихожую с гостиной, раздались шаги и голоса. Ханс узнал шелест юбок Софи. Господин Готлиб оборвал фразу на середине и заготовил на лице улыбку, которую сохранял до тех пор, пока его дочь не появилась в дверях.

Но почему она так смотрит на меня, если обручена черт знает с кем? недоумевал Ханс. Ответ пришел ему в голову столь же простой, сколь логичный, но он отверг его как слишком обнадеживающий. В тот день Софи, казалось, была особенно внимательна ко всему, что он говорил, и не переставала испытующе на него поглядывать, как будто чувствовала, чем вызвана гримаса разочарования на его унылом лице. Во время разговора с Софи, проходившего на этот раз в более свойском тоне, Ханс заметил, что в нем зарождается и крепнет пусть безумная, но надежда. Он пообещал себе не анализировать эту надежду, а просто отдаться ей, как порыву ветра. Поэтому, когда Софи стала ему объяснять, что он был бы желанным гостем (желанным гостем, м-м-м, посмаковал ее слова Ханс, желанным гостем?) ее Салона, решил принять приглашение. Салон Софи Готлиб собирался по пятницам во время вечернего чая, основными темами разговоров были литература, философия и политика. Единственное достоинство нашего скромного Салона, продолжала Софи, отсутствие цензуры. Если не считать весьма, скажем так, благочестивых взглядов моего батюшки (Софи с неотразимой улыбкой посмотрела на отца). Единственное наше правило – искренность высказываний, что в таком городе, как этот, господин Ханс, можно считать чудом. Гости приходят и уходят, когда пожелают. Всякий раз бывает по-разному, иногда очень интересно, иногда довольно предсказуемо. Поскольку мы никуда не спешим, встречи порой затягиваются допоздна. Насколько я понимаю, в этом последнем смысле, дорогой господин Ханс, вы будете образцовым гостем (Ханс не смог сдержать радостную дрожь от заговорщицкого тона Софи). Мы пьем чай или что-нибудь еще, на столе бывают аперитивы, легкие закуски, то есть нельзя сказать, что мы голодаем. Иногда звучит музыка, иногда мы устраиваем импровизированные чтения пьес Лессинга, Шекспира, Мольера, в зависимости от настроения. Мы вполне доверяем друг другу, постоянных участников у нас не более восьми-девяти человек, включая отца и меня. Одним словом, обычно вечер проходит приятно, и, если у вас в пятницу нет более интересных дел, впрочем, вы, может быть, собираетесь уехать? Я? Ханс выпрямился, как пружина, уехать? отнюдь!