Наконец, Юстас выбирается из кокона. Его штаны и узкая чёрная рубаха в прорехах, как будто что-то рвало её когтями и жевало, но сам он цел, только весь измазан в той гадости. Он срывает ещё одну занавеску и тщательно вытирается, бормоча и иногда вскрикивая. Потом хватает очки.
– Вот теперь я вижу твою харю, – бросает он сквозь зубы Псу, – сучий потрох, ссыкло, разожравшийся ублюдок!
Он хватает Ирму за руку и тащит к выходу.
Пёс и Нинок идут следом, Алекс выходит за ними.
Бревенчатый сарайчик не шелохнётся, только слышно, как внутри него, как живые, шуршат книги.
Тьма от большого дома подступает совсем близко. Они идут к выходу, всем ясно, что из сада нужно выбираться.
Но там, где раньше были ворота, теперь густой туман.
Алекс смотрит на товарищей: Ирма как будто перегорела, она глядит под ноги, на её вытянутом, узком лице – никаких эмоций, уголки губ опали. Юстас всё ещё зол на весь мир, он кривится, тёмные глаза кажутся меньше за стёклами очков, челюсть выставлена вперёд, свободная рука сжата в кулак.
Пёс спокоен. Похоже, он уже сообразил что-то, придумал план. Решил, кем и в какой последовательности пожертвовать. Все они уже в курсе, что случилось с Архангелом, и Пёс наверняка убедил себя, что от этого места можно откупиться чужими жизнями. Такие идеи для него не в новинку.
Круглое лицо Пса кажется сейчас каким-то рябым, это странно. Но ещё непривычнее выглядит Нина – она будто немного усохла, появились морщины, слегка обвисли щёки. Кожа на локтях собирается в складки.
– Элли, щёлкни каблучками, – насмешливо произносит Пёс. – Перенеси нас через жёлтый туман.
По его глазам видно: он не верит, что Алекс ни при чём. Ну конечно: волк, Архангел. Есть о чём задуматься. Во взгляде Пса читается: «Договоримся, беби. Ты мне – я тебе. Только дай нам с Нинком пройти, а там сочтёмся».
– Ладно, харэ тупить, – говорит Юстас. – Выбора нет, идём туда.
– Ты первый, – скалится Пёс.
Юстас дёргает плечом, сверкает стёклами очков и ступает в плотный, бело-жёлтый туман, по-прежнему таща за собой покорную Ирму.
Алекс идёт следом, слыша за собой осторожные шаги Филиппа и лёгкие шажки Нины.
Проходя через туман, Алекс почти ничего не видит, кроме голой красной земли под ногами, это вовсе не сад, в саду она не такая. И ещё однажды мимо проплывают створки распахнутых кованных ворот с лучистым солнечным кругом на них. Путь длится, кажется, вечность, хотя тут должно быть метров десять, вряд ли больше. И в середине этой вечности есть… что-то ещё.
Белая вспышка, а внутри неё – темнота. Маленькая комната без окон. Матрас на полу. Миска с водою. Ведро, из которого тянет мочой. …вспышка… «Три дня на воде», – говорит Пёс довольно. «Ублюдок, садист, сволочь!» Нина – её не видно, но по голосу слышно, что ей ситуация не нравится – возражает: «Пёсик, это точно нужно… ну вот так? Зачем же…» «Это не я придумал, Нинок, – легко отвечает он. – Вот честное слово, не я. Еды мне, что ль, жалко? Думаешь, я жадный такой?» «Нет, – льстиво отвечает Нина. – Ну что ты, Пёсик. Я знаю, какой ты.» …вспышка… Желудок болит так, что хочется лезть на стену… вспышка… Поворот ключа… они передумали? они?.. но это Архангел с верёвками в руках… вспышка… вспышка… вспышка…
В самом конце снова приходит боль, но слабее предыдущей. Просто финал близко, и оно наполовину насытилось.
Выйдя на свет, всё такой же серый и тусклый, Алекс присоединяется к Юстасу и Ирме. Они втроём смотрят на туман и ждут. И вот показываются остальные двое.
