– Не понравился? – осторожно спросил Фёдор. Ему фильм понравился и очень. Конечно, вряд ли так уж важно, совпадут ли они с Соней во мнении… или важно?
Соня ему тоже очень нравилась. Он боялся, что неудачный выбор фильма испортит всё дело.
– Почему? – удивилась она. – Понравился.
Он улыбнулся слегка торжествующе: угадал. Смешно было радоваться такому, ведь это не он, а Вачовски создали иллюзию, что пришлась Соне по душе. Но он всё равно торжествовал. Как будто миновал развилку судьбы: уверился, что теперь всё пойдёт как по маслу.
Они вышли наружу – уже зажглись фонари, их свет выхватывал из темноты голые мокрые ветки деревьев. Октябрьские сумерки дышали сыростью и предчувствием холодов. Но воздух всё равно был вкусным, и вечер казался началом чего-то большего. Как будто впереди ждали важные события и… Фёдор встряхнулся: кажется, он задумался о чём-то слишком серьёзном, видать, всё из-за фильма. Единственное важное – идущая рядом девушка. Взглянув на Соню, он преисполнился вдруг странным чувством, которое с трудом узнал, – это была нежность. Раньше женщины таких ощущений у него не вызывали. Желание – сколько угодно, но нежность?
– Зайдём в кафе? – спросила Соня. В сумерках её глаза блестели, когда она смотрела на него.
– Ага, – согласился Фёдор. – Тут есть одно, где…
Тьма снова нахлынула, и он затряс головой. Взгляд его упал на лицо Избранного: вместо глаз у того были всполохи далёких зарниц, из растянутого в ухмылке рта сквозило морозным холодом.
Карты были брошены на постель:
– Вскрываюсь, – произнёс Нео.
– А как же… торг, – несмело прошептал Фёдор. Ему было страшно. Сон явно шёл куда-то не туда.
– Торг уже был, – возразил Избранный и ткнул зачем-то пальцем в свои карты.
Фёдор посмотрел: две двойки – на восьмёрках и тройках. Не самая сильная комбинация, но…
Он скосил глаза на свои: одна из карт открылась. Пиковая дама.
Нео надел очки, и Фёдор понял: всё это время он слышал шум как будто внутри своей головы. Эхо далёких выкриков, злых, несправедливых, отчаянных – но вот они стихли, и он уже не мог сказать, действительно ли они прозвучали или просто померещились.
Лошадь хихикнула:
– Слабак, – и плюнула в сторону Избранного тягучей, светящейся голубым неоном слюной. Тот ловко увернулся, и плевок пришёлся на прибор у кровати – прямо на экран, по которому ползла зелёная линия.
– Меня так просто не возьмёшь, – заявила лошадь и вдруг, бросив карты на пол, двинула Фёдора копытом по правому уху.
Мгновенно оглохнув, он увидел цветные искры, как в мультфильме, а потом провалился в туман беспамятства.
Туман поднимался от дальнего берега, полз по Еткульскому, превращая зеркальную воду озера в дымящийся котёл. Рассвет едва-едва занимался, сумерки ещё стояли плотные, тягучие, холодные, как разведённые ледяной водой чернила.
Федя с Борькой шли по краю тумана босиком. Якобы так ступалось бесшумнее, а значит, рыба не услышит их и не уйдёт на дно. На самом же деле они просто подначили друг друга пройтись по холодной ночной земле голыми пятками. И теперь мужественно терпели озноб, ползущий по ногам.
Борька, стуча зубами, заявил:
– Да тут такая жара, что и рубаха-то не нужна!
И тут же стянул её, обнажая тощую грудную клетку, выпирающие рёбра, выступающие позвонки и маленький шрам над ключицей – два года назад скатился с горки неудачно. Борька повышал ставки, но что-то участвовать в этой игре Феде уже не хотелось, он только глянул на друга и замотал головой.
